Хотя Грейнджер даже не сопротивлялась. Просто послушно вернулась с ним в квартиру, переоделась в ту одежду, что Тео ей дал, апатично поела вместе с ним разогретые на ужин консервы из кролика… Девочка была сильно подавлена и выбита из колеи. Всё шло так, как он и хотел, но удовлетворения почему-то это не принесло.
Ему этого оказалось мало.
Разрушительно хотелось ещё и ещё. До зуда на кончиках пальцев. Держать её, направлять каждый шаг и заставить нуждаться в нём. Это было странное, тёмное желание. Просто так, потому что он хотел и мог. Нотт задумчиво очертил пальцем выступающую тонкую ключицу. Её близость сбивала, вновь и вновь возвращая его к мыслям о трусиках под рубашкой. Теодор взглянул в безмятежное, расслабленное лицо Гермионы и, не удержавшись, прижался к ней осторожным, коротким поцелуем. Легонько тронул языком…
И всё же он привык брать то, что хотел.
Нотт скользнул языком глубже, размыкая девичьи губы и прислушиваясь к её размеренному дыханию. Такая беспомощная, податливая. Ему бы даже хотелось, чтобы Грейнджер проснулась и оттолкнула, но та лишь крепче прижалась к нему, обвив рукой его талию. Будто плюшевого мишку. С таким мягким красным бантиком на шее и крепким стояком в штанах.
Захотелось не просто задрать эту рубашку, захотелось связать ею руки за спиной Грейнджер… Чтобы она не смогла ни вырваться, ни убежать. Чёрная ткань его пижамы на молочно-бледной коже, закатанная до самых ключиц. Теодор представил себе эту возбуждающую картину и в следующую секунду сжался от омерзения…
Неужели Алекто заразила своим безумием и его?
Слишком это всё ему что-то напоминало — закатанная до шеи чёрная водолазка, запястья, туго стянутые за спиной, и чужие ладони, скользящие по телу…
В отвращении Теодор скинул с себя её руки, резко вскочил и вышел в другую комнату. Он судорожно открыл один за другим кухонные ящики, с раздражением захлопывая пустые. Грег всегда держал одну-две бутылки вина в доме. Гойл любил его медленно попивать за просмотром какого-нибудь фильма, и Тео точно знал, что тот недавно пополнил свои запасы. Конечно же, бутылка нашлась в самом последнем ящике. Нотт плеснул себе ягодного вина в первый попавшийся стакан и уселся на подоконник. Собственные инферналы почти догнали его и дышали в затылок, совсем как…
Он осушил первый бокал благородного красного одним залпом, словно дешёвое пойло в тавернах. Плевать. Просто ему требовалось чем-то заглушить хрип призрака из прошлого. Дрожащими пальцами Теодор извлёк из кармана сигареты и закурил, надеясь, что горький дым успокоит нервы.
В комнате было темно, лишь горел маленький синий ночник в розетке. Малфой так и не появился, а Грега Тео сплавил ночевать вниз к Бруно, рассудив, что присутствие ещё одного скорее смутит и спугнёт Грейнджер, которую он отпускать вовсе не собирался. Возможно, Нотт действительно прогнил изнутри, но раз не мог вылечиться, то хотелось заразить собой всё вокруг.
Пусть весь мир горит вместе с ним.
Теодор вновь налил в стакан вина красивого, тёмно-малинового цвета, совсем на донышке, просто чтобы посмаковать великолепный букет. Оно оказалось в меру терпкое, пряное, с ароматом лесных ягод, чёрного перца и шоколада. Жидкое удовольствие.
Теодор перекатил вино во рту, зажмурив глаза. Навязчивое воспоминание никак не хотело уходить и постепенно отравляло вкус даже этого чудесного напитка, подменяя сладкие ягоды на горечь Приворотного.
Контроль. Ведь именно это и заводило Алекто?
Даже два года спустя Тео никак не мог выкинуть её из головы. Но теперь он с ней был почти согласен — кому нужны эти приторные чувства, эти метания по поводу взаимности, когда у тебя есть контроль над всем человеком? Любить, страдать, переживать из-за кого-то… Зачем? Заставить человека нуждаться в тебе, добровольно подчинить его себе. Это же куда изящнее, чем Приворотное, да, Алекто? Может, как раз это и есть настоящая любовь? Когда ты нужен кому-то, как воздух…
— Знаешь, что такое жизнь под Приворотным, любовь моя? — спросил он вслух и, горько усмехнувшись, сам же себе и ответил: — Это когда ты всё осознаёшь, понимаешь, но больше не принимаешь решений. Ты этого не хочешь, ты в ужасе, но твой мозг просто не может отдать команду «Стой!». Поэтому ты забиваешься в дальний угол своего сознания и просто наблюдаешь за происходящим…
Воображаемая Алекто лишь покачала головой, словно он был желторотым птенцом, который совсем ничего не понимал. Тео сделал глоток вина и не моргая уставился в черноту окна. На самом деле он знал, что бы она ему ответила.
— Ты всё такой же ветреный, глупый мальчишка, да, любовь моя?
От воспоминания её голоса и того, самого последнего их свидания по коже пробежала холодная, липкая дрожь, слишком похожая на страх.