Мы всегда жили в замке

Я быстро выглянула в окно: сломанная ступенька явно оказалась Чарльзу не по силам, потому что и молоток, и доска валялись на земле, а ступенька была по-прежнему сломана. Чарльз шел по тропинке со стороны ручья и что-то нес в руках. Интересно, подумала я, что он отыскал на этот раз.

– Ты когда-нибудь видела нечто подобное? – кричал он; даже сейчас, подойдя совсем близко, он продолжал кричать. – Ты только погляди на это, Конни, только погляди.

– Кажется, это принадлежит Меррикэт, – сказала Констанс.

– Это не может принадлежать Меррикэт. Ничего подобного. Это ведь деньги!

– Я помню, – отозвалась Констанс. – Серебряные доллары. Помню, как она их закапывала.

– Должно быть, тут двадцать или тридцать долларов; это возмутительно.

– Она любит закапывать разные предметы.

Чарльз продолжал кричать, яростно тряся моей коробкой с серебряными долларами. Я ждала, что он вот-вот их рассыплет. Мне бы понравилось такое зрелище – ползающий по земле Чарльз, собирающий мои доллары.

– Это не ее деньги, – кричал Чарльз. – У нее нет права их прятать!

Я не понимала, каким образом он нашел коробку; не иначе, Чарльз и деньги сами нашли друг друга, невзирая на разделяющее их расстояние. Или, быть может, Чарльз завел привычку систематически перекапывать каждую пядь нашей земли.

– Это преступление, – продолжал кричать он, – преступление! У нее нет права их прятать.

– Но вреда-то никакого нет, – сказала Констанс. Я видела, что она озадачена; и где-то в недрах кухни стучал кулаком и призывал Констанс дядя Джулиан.

– Откуда ты знаешь, что это все? – Чарльз потрясал коробкой, точно важной уликой. – Откуда ты знаешь, что эта сумасшедшая девица не рассовала тут везде тысячи долларов так, что нам их никогда не найти?

– Она любит прятать разные предметы, – повторила Констанс. – Иду, дядя Джулиан.

Чарльз последовал за нею в дом, баюкая на руках коробку, словно ребенка. Я предположила, что смогу перепрятать коробку после того, как он уедет, но радости все равно было мало. Я поднялась на верхнюю площадку лестницы и наблюдала, как Чарльз идет по коридору в кабинет; очевидно, он собирался поместить мои серебряные доллары в отцовский сейф. Я осторожно, но быстро сбежала вниз по лестнице и пробежала через кухню.

– Глупышка Меррикэт, – сказала мне Констанс, когда я пронеслась мимо; она выкладывала печенье длинными рядами, чтобы остыло.

Я думала про Чарльза. Я могла бы превратить его в муху, бросить к пауку в паутину и наблюдать, как запертый в теле жужжащей умирающей мухи Чарльз беспомощно дергается, запутываясь еще сильнее. Я призывала бы к нему смерть до самого конца. Я могла бы прибить его к дереву и держать там до тех пор, пока он не врастет в ствол и древесная кора не закроет ему рот. Я могла бы зарыть его в яме, где моя коробка с серебряными долларами находилась в безопасности, пока не появился он. Если он окажется под землей, я смогу ходить по нему и притопывать ногой.

Он даже не потрудился забросать яму. Я представила, как он бродит здесь и вдруг замечает место, где покров травы нарушен; останавливается, чтобы ткнуть палкой, после чего начинает копать, как безумный, обеими руками, отплевываясь; наконец, изумленно ахает, обнаружив мою коробку с серебряными долларами, и хватает ее жадными руками.

– Не я тут виновата, – обратилась я к яме. Мне придется придумать, что бы тут закопать взамен моей коробки; вот бы это был Чарльз!

Его голова отлично бы смотрелась в яме. Я засмеялась, когда нашла круглый камень подходящего размера, нацарапала на нем лицо и засыпала землей.

– Прощай, Чарльз, – сказала я. – В другой раз не хватай то, что тебе не принадлежит.

Я провела у ручья час или около того; я сидела возле ручья, когда Чарльз, наконец, поднялся наверх и вошел в комнату, которая больше не принадлежала ни ему, ни нашему отцу. На минуту я забеспокоилась, что Чарльз побывал в моем убежище, но там все было в целости, значит, Чарльз сюда не добрался. Однако он находился в опасной близости, и это меня беспокоило, поэтому я выбросила траву и листья, на которых обычно спала, вытрясла одеяло и набросала свежих листьев и травы. Я вымыла плоский камень, на котором иногда обедала, и загородила вход более надежной веткой. Меня занимала мысль, что Чарльз может явиться повторно, в надежде найти новые серебряные доллары. Вдруг он захочет забрать шесть моих синих стеклянных шариков? Наконец я проголодалась и пошла назад к дому, и там на кухне был Чарльз и вопил, как резаный.

– Не могу поверить, – пронзительно верещал он, – просто не могу поверить!

Интересно, подумала я, долго ли он намерен вопить. Он уже накричался вдоволь, и теперь его голос делался все выше и тоньше; вероятно, если он не уймется, начнет пищать, как мышь. Я сидела на крыльце кухни рядом с Ионой и думала, что Констанс, чего доброго, рассмеется во весь голос, если Чарльз начнет на нее пищать. Однако ничего такого не произошло. Как только Чарльз увидел, что я сижу на крыльце, он на минуту умолк, а затем заговорил очень медленно, понизив голос.