– Итак, ты вернулась. – Чарльз не попытался ко мне подойти, но его голос словно надвигался на меня. Я на него не смотрела; я смотрела на Иону, который, в свою очередь, смотрел на Чарльза.
– Я пока не решил точно, как с тобой поступить, – продолжал он. – Но, что бы я ни сделал, ты запомнишь этот урок.
– Не пугай ее, Чарльз, – сказала Констанс. Ее голос мне тоже не понравился, потому что он казался чужим, и я знала, что она колеблется. – В любом случае это моя вина. – Вот так она теперь стала рассуждать.
Я подумала, что помогу Констанс; может быть, она даже посмеется.
– Amanita pantherina, – начала я, – исключительно ядовитый гриб. Зато Amanita rubescens отлично годится в пищу. Цикута, Cicuta maculata, это одно из самых ядовитых растений, если его сок принять внутрь. Индийская конопля, Apocynum cannabinum, в сущности, вообще не ядовита. Зато паслен…
– Прекрати, – сказал Чарльз, по-прежнему спокойно.
– Констанс, – продолжила я. – Мы пришли домой пообедать, Иона и я.
– Сначала ты должна объясниться с кузеном Чарльзом, – ответила Констанс, и я похолодела.
Чарльз сидел за кухонным столом, он отодвинул стул и развернул так, чтобы видеть меня в дверях. Дядя Джулиан сидел за своим столом и перебирал бумаги. Остывающее печенье было выложено рядами, и по кухне все еще витал аромат корицы и мускатного ореха. Я задумалась – не даст ли Констанс Ионе одно печеньице к ужину. Но, конечно, она так и не дала, ведь это был последний день.
– А теперь послушай, – сказал Чарльз. Он притащил сверху пригоршню сучьев и грязи, вероятно, чтобы Констанс убедилась, что они действительно были в комнате. А может быть, он собирался все это выбросить, пригоршня за пригоршней. Сучья и грязь были неуместны на кухонном столе, и я решила: вот, наверное, одна из причин, почему Констанс такая грустная – грязь на чистом столе. – А теперь послушай, – повторил Чарльз.
– Я не могу работать, пока этот молодой человек все время кричит, – пожаловался дядя Джулиан. – Констанс, скажи ему, пусть немного помолчит.
– И ты тоже, – спокойно сказал Чарльз. – Я достаточно натерпелся от вас обоих. Одна загадила мою комнату и закапывает в землю деньги, а второй даже не может запомнить, как меня зовут.
– Чарльз, – напомнила я Ионе. Ведь это я закопала деньги и помню его имя. А бедный дядя Джулиан ничего не смог бы закопать и не мог запомнить имя Чарльза. Я должна быть добрее к дяде Джулиану. – Ты дашь дяде Джулиану печенье с корицей на ужин? – спросила я Констанс. – И одно печеньице Ионе?
– Мэри-Кэтрин, – сказал Чарльз, – я даю тебе возможность объясниться. Зачем ты устроила этот погром в моей комнате?
Незачем было ему отвечать; он же не Констанс. Что бы я ему ни сказала, это могло придать демону сил и помочь снова захватить наш дом своей призрачной рукой. Я сидела на крыльце и забавлялась с Иониными ушами. Они дергались и прядали, когда я их щекотала.
– Отвечай мне, – заладил Чарльз.
– Сколько раз мне твердить, Джон, что я ничего об этом не знаю? – Дядя Джулиан с размаху шлепнул ладонью по стопке бумаг, отчего они разлетелись. – Это ссора между женщинами и меня не касается. Я не лезу в мелочные склоки и решительно советую тебе следовать моему примеру. Не дело достойным мужчинам бросаться угрозами и попрекать друг друга лишь из-за того, что женщины повздорили. Ты мельчаешь, Джон, мельчаешь.
– Заткнись, – к моему удовольствию, Чарльз снова кричал. – Констанс, – продолжал он, слегка сбавляя тон, – это ужасно. Чем скорее ты от всего этого избавишься, тем лучше.
– …не прикажет заткнуться мой собственный брат. Мы уедем из твоего дома, Джон, если ты так этого желаешь. Однако я прошу тебя подумать. Моя жена и я…
– Это я во всем виновата, – сказала Констанс. Мне показалось, что она вот-вот заплачет. Немыслимо, чтобы Констанс снова плакала, после того, что произошло за эти годы. Но меня сжимало тисками, меня бил озноб, и я не могла подойти к ней и обнять.
– Ты зло, – бросила я Чарльзу. – Ты привидение и демон.
– Какого черта?
– Не обращай внимания, – ответила Чарльзу Констанс, – не слушай глупости, которые болтает Меррикэт.
– Ты ужасный эгоист, Джон, возможно даже, негодяй и слишком любишь материальные блага. Иногда я спрашиваю себя, Джон, да джентльмен ли ты вообще.
– Сумасшедший дом, – обличительно воскликнул Чарльз. – Констанс, это же сумасшедший дом!
– Я уберу в твоей комнате, Чарльз, уберу немедленно. Не сердись. – Констанс бросила на меня отчаянный взгляд, но я была в тисках и не смотрела на нее.
– Дядя Джулиан. – Чарльз встал и подошел к столу, за которым тот сидел.
– Не трогай мои записи, – сказал дядя Джулиан, пытаясь загородить руками свои бумаги. – Держись подальше от моих записей, ублюдок.
– Что? – опешил Чарльз.
– Прошу прощения, – обратился дядя Джулиан к Констанс. – Неподходящее для твоих ушей слово, моя дорогая. Просто скажи этому молодому ублюдку, чтобы держался подальше от моих бумаг.
– Говорю тебе, с меня довольно. Я не собираюсь брать твои дурацкие записульки, и я не твой брат Джон.