Мы вынуждены сообщить вам, что завтра нас и нашу семью убьют. Истории из Руанды

Через неделю после сокращения контингента МООНПР, когда послы Чехословакии, Новой Зеландии и Испании, преисполнившись отвращения под шквалом неопровержимых доказательств геноцида в Руанде, начали требовать возвращения войск ООН, Соединенные Штаты потребовали для себя контроля над этой миссией. Но контролировать было нечего. Совет Безопасности ООН, в котором Руанда с удобством занимала временное место в 1994 г., не мог даже заставить себя провести резолюцию, которая содержала бы слово «геноцид». Тем временем апрель уступил место маю. Пока руководители руандийского геноцида наращивали усилия по полной национальной мобилизации, чтобы ликвидировать последних выживших тутси, Совет Безопасности приготовился 13 мая снова голосовать за восстановление сил МООНПР. Стараниями посла Олбрайт голосование было отложено еще на четыре дня. Затем Совет Безопасности согласился выделить для МООНПР 5500 солдат, но только — как настаивали американцы — очень постепенно.

* * *

Так май перешел в июнь. К тому времени консорциум из десяти африканских стран, у которых лопнуло терпение, объявил о своей готовности послать в Руанду интервенционные силы — при условии, что Вашингтон пришлет 50 бронетранспортеров. Администрация Клинтона согласилась, но вместо того, чтобы одолжить отважным африканцам боевую технику, решила сдать ее в аренду ООН (которой Вашингтон задолжал миллиарды долларов по членским взносам) за 15 млн долларов, включая расходы на доставку и запчасти.

* * *

В мае 1994 г. мне случилось побывать в Вашингтоне и посетить американский Мемориальный музей холокоста, невероятно популярную туристическую достопримечательность, примыкающую к Национальной Аллее. Очередь за билетами выстроилась уже за два часа до открытия. Стоя в ожидании среди толпы, я пытался читать местную газету. И не мог пропустить фотографию на первой странице: тела, кружащиеся в воде, — мертвые тела, распухшие и обесцвеченные, тела столь многочисленные, что они сбивались в кучи и запруживали течение. Заголовок пояснял, что это трупы жертв геноцида в Руанде. Подняв взгляд от газетного листа, я увидел группу музейных сотрудников, прибывших на работу. У нескольких из них на лацканах коричневых форменных блейзеров красовались значки, которые продавались по доллару штука в музейном магазине, с написанными на них слоганами «Помните» и «Больше никогда». Музею был всего год от роду; на церемонии открытия президент Клинтон описал его как «вклад в безопасное будущее против любого безумия, какое может грозить впредь». ОЧЕВИДНО, ОН ВСЕГО-НАВСЕГО ИМЕЛ В ВИДУ, ЧТО ЖЕРТВЫ БУДУЩИХ ХОЛОКОСТОВ ТЕПЕРЬ СМОГУТ УМИРАТЬ, ЗНАЯ, ЧТО В ВАШИНГТОНЕ УЖЕ СУЩЕСТВУЕТ СВЯТЫНЯ, ГДЕ ИХ СТРАДАНИЯ, ВОЗМОЖНО, БУДУТ УВЕКОВЕЧЕНЫ ДЛЯ ПОТОМКОВ; но в то время казалось, что его слова несли несколько более смелое обещание.

К началу июня Генеральный секретарь ООН — и даже, между делом, министр иностранных дел Франции — стал привычно описывать бойню в Руанде как «геноцид». Но Верховный комиссар ООН по правам человека по-прежнему отдавал предпочтение фразе «возможный геноцид», а администрация Клинтона прямо запретила несанкционированное использование слова на букву «г». Официальной формулировкой, одобренной Белым домом, была такая: «Могли иметь место акты геноцида». Когда Кристин Шелли, пресс-секретарь госдепартамента, пыталась защитить этот семантический выверт на пресс-брифинге 10 июня, ее спросили, сколько актов геноцида требуется, чтобы назвать это геноцидом. Она сказала, что «не в ее возможностях ответить» на этот вопрос, туманно добавив: «Есть используемые нами формулировки, в применении которых мы стараемся быть последовательными». Когда на нее надавили, прося назвать определение акта геноцида, Шелли лишь пересказала определение этого преступления по конвенции о геноциде 1948 г. (подписать которую США сподобились только в 1989 г., т. е. через 14 лет после самой Руанды). Сделанная госдепартаментом расшифровка записей с брифинга отражает последовавший диалог:

Вопрос: Значит, вы говорите, что геноцид происходит, когда засвидетельствованы определенные акты, и подтверждаете, что эти акты имели место в Руанде. Так почему же вы не можете сказать, что там происходит геноцид?

Шелли: Потому, Алан, что есть причина для того выбора слов, который мы сделали, и я… вероятно, я… Я не юрист. Я подхожу к этому не с международно-правовой или научной точки зрения. Мы пытаемся, по мере наших сил, точно отражать описание, подходя конкретно к этому вопросу. Это… Вопрос действительно есть. Люди явно его рассматривают.