Шелли выразилась несколько более по существу, когда отказалась назвать геноцид геноцидом, потому что, как она сказала, «есть обязательства, которые возникают в связи с использованием этого термина». Она имела в виду, что, будь это геноцид, конвенция 1948 г. потребовала бы действий от подписавших ее стран. А Вашингтон действовать не хотел, поэтому делал вид, что это не геноцид. При том, учитывая, что вышеизложенный диалог занял примерно 2 минуты, за это время в Руанде было уничтожено в среднем 11 тутси.
Бесстыдные увертки администрации по вопросу о Руанде вызвали достаточное отвращение у прессы и многих членов конгресса, чтобы в тот самый момент, когда Шелли крутилась и юлила в Вашингтоне, госсекретарь Уоррен Кристофер говорил репортерам в Стамбуле: «Если что-то волшебным образом изменится от именования всего этого геноцидом, то я произнесу это слово без колебаний». Тогда «мозговой трест» Клинтона выдал новое изобретательное прочтение конвенции о геноциде. Вместо того чтобы
ЧЕМ СТАРАТЕЛЬНЕЕ ВАШИНГТОН ПЫТАЛСЯ УМЫТЬ РУКИ ОТ РУАНДИЙСКИХ ДЕЛ, ТЕМ ГРЯЗНЕЕ ОНИ СТАНОВИЛИСЬ.
В то же время Франция горела желанием выручить свои инвестиции военного и политического престижа в Руанде. Это означало — спасти наследников Хабьяриманы из «Власти хуту» от всевозрастающей перспективы полного поражения от рук ужасного «англоязычного» РПФ. Сношения между Парижем и Кигали оставались постоянными, сердечными и даже откровенно заговорщическими. Воинствующие французские дипломаты и их африканские подручные, как правило, вставали на официальную позицию руандийского правительства геноцида: мол, массовые убийства тутси — это вовсе не вопрос политики, а результат массового народного негодования, последовавшего за убийством Хабьяриманы; что «население поднялось как один человек», чтобы защитить себя; что правительство и армия хотят только восстановить порядок; что убийства являются продолжением войны с РПФ; что РПФ начал все это и на нем лежит большая вина, — короче говоря, что руандийцы убивают друг друга так, как приучены делать это по традиции, по первобытным племенным причинам, с незапамятных времен.Если отставить в сторону такие мистификации, геноцид оставался фактом, и хотя Франция в прошлом редко стеснялась проводить односторонние партизанские военные вторжения в поддержку своих африканских подопечных, геноцид сделал такой шаг затруднительным и опасным. Французская пресса давила на политический и военный истеблишмент Франции разоблачениями его неприкрытого соучастия в подготовке и осуществлении бойни. Потом в середине июня у французского правительства возникла идея отрядить военную экспедицию в Руанду в роли «гуманитарной» миссии и провести ее под флагом ООН, послав вместе с ней наемные сенегальские войска, чтобы придать операции ауру многосторонности. Когда генерала Даллера из МООНПР спросили, что он думает о таком замысле, раздраженный генерал сказал корреспонденту лондонской «Индепендент»: «Я отказываюсь отвечать на этот вопрос — категорически». Многие африканские лидеры, не входившие в «франкофонный блок», например южноафриканский президент Нельсон Мандела и архиепископ Десмонд Туту, открыто высказывали сомнения в мотивах французов, а РПФ объявил план Парижа неприемлемым. Вечерами 16 и 18 июня в восточном заирском городе Гома с молчаливого попустительства французов приземлились самолеты с грузом вооружения для режима «Власти хуту», который был переброшен через границу в Руанду. Но 22 июня Совет Безопасности — жаждая избавиться от своего позора и будучи явно слеп к тому дополнительному позору, который на себя навлекал, — одобрил размещение в стране «беспристрастных» французов, выдав им двухмесячный мандат с тем самым разрешением применять наступательную силу, в котором систематически отказывал МООНПР.