— ЕСЛИ ОНИ ХОТЕЛИ, ЧТОБЫ ЛЮДИ В РУАНДЕ ГОВОРИЛИ ПО-ФРАНЦУЗСКИ, ИМ НЕ СЛЕДОВАЛО ПОМОГАТЬ УБИВАТЬ ЗДЕСЬ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ГОВОРИЛИ ПО-ФРАНЦУЗСКИ.
Чувства Кагаме к МООНПР отличались бо́льшим числом нюансов. Он говорил, что ценит человеческие качества генерала Даллера, но не «каску, которую он носит», и что он так прямо и сказал об этом Даллеру.
— МООНПР была здесь с оружием — у них были БТР, танки, всевозможное вооружение, — и людей убивали, а они наблюдали. Я говорил ему, что я никогда бы такого не позволил. Я говорил ему: «В такой ситуации я выбрал бы, на какую сторону встать. Даже если бы я служил в ООН, я принял бы сторону защиты людей». Помню, я сказал ему, что это, в общем-то, бесчестие для генерала — оказаться в ситуации, когда беззащитных людей убивают, а он подготовлен — у него есть солдаты, у него есть оружие, — но он не может их защитить.
Сам Даллер, похоже, был согласен с Кагаме. Через два с половиной года после геноцида он говорил: «Тот день, когда я сниму форму, будет днем, когда я откликнусь на зов моей души, на травмы — в особенности травмы миллионов руандийцев». Даже у некоторых французских солдат, участвовавших в операции «Бирюза», душа была не на месте. «Нас обманули, — рассказывал сержант-майор Терри Прюньо репортеру в месте сбора для выживших тутси, искалеченных и покрытых шрамами от мачете, в начале июля 1994 г. — Это не то, во что нас заставили поверить. Нам говорили, что тутси убивают хуту. Мы думали, что хуту — хорошие ребята и жертвы». Но, если не считать душевного дискомфорта отдельных личностей, ГЛАВНЫМ ДОСТИЖЕНИЕМ ОПЕРАЦИИ «БИРЮЗА» ЯВИЛОСЬ ТО, ЧТО ОНА ПОЗВОЛИЛА ИЗБИЕНИЮ ТУТСИ ПРОДЛИТЬСЯ ЛИШНИЙ МЕСЯЦ И ОБЕСПЕЧИЛА БЕЗОПАСНЫЙ ПРОХОД ДЛЯ ТЕХ, КТО КОМАНДОВАЛ ГЕНОЦИДОМ, ЧТОБЫ ОНИ ВМЕСТЕ С МАССОЙ СВОЕГО ОРУЖИЯ УШЛИ В ЗАИР.
Когда РПФ в начале июля вошел в Бутаре и Кигали, более миллиона хуту снялись с места, устремившись вслед за своими лидерами на запад. Этими людьми двигал страх, что РПФ станет обращаться с ними так же, как «Власть хуту» обращалась со своими «врагами». Этот страх часто описывают как боязнь ответных мер, но чувства тех в этой толпе, кто действительно помогал истреблять тутси, следовало бы по-настоящему назвать страхом правосудия или, по крайней мере, возмездия. Разумеется, чтобы бояться правосудия, человек должен понимать, что совершал неправедные деяния. Авторам геноцида перспектива неминуемой победы РПФ доказывала, что они и есть жертвы, и пропагандистские моторы «Власти хуту» старались выжать максимум из этого чувства.
«Те пятьдесят тысяч тел, которые можно видеть в озере Виктория, которые грозят озеру Виктория загрязнением, — это результат массовых убийств, которые мог совершить только РПФ», — заявлял ведущий СРТТ Жорж Руггью в типичной для этой радиостанции трансляции от 30 июня. Руггью — белый, урожденный итальянец, гражданин Бельгии, который нашел свое жизненное призвание в роли дезинформатора-пропагандиста «Власти хуту». Затем он высказал абсурдное предположение, что в зоне РПФ осталось в живых всего-навсего 5 тысяч человек. Следующим утром, 1 июля, отмечали День независимости Руанды, и Руггью желал своим слушателям «хорошего национального праздника, пусть даже это праздник, в который придется по-прежнему трудиться и сражаться». Но вместо труда и сражений сотни тысяч слушателей Руггью были заняты бегством. Сама радиостанция СРТТ была вынуждена на несколько дней прервать вещание, пока перевозила свою студийную аппаратуру на северо-запад от Кигали. Трансляции вроде этой отлично справлялись со своей задачей: убедить даже тех, у кого руки не были обагрены в крови, что оставаться в стране — не вариант. Но бегство часто было слепым — следствием семейных уз или массовой паники, а не уделом логического мышления или индивидуального выбора. Во многих случаях население целых деревень выгоняли, как стадо, на дорогу и под угрозой оружия заставляли идти вперед, вместе с бургомистрами и помощниками бургомистров во главе толпы, а в арьергарде шли солдаты и