Читаем Мы живем рядом полностью

— Смотрите, — сказал нам один товарищ, перед тем как мы пошли в этот квартал, — вы увидите ужас, который не поддается описанию. Но знайте, что там живут люди в этой тьме, люди, а не жалкие, сломленные угнетателями существа. Там копится сила народного гнева. Там живут и работают борцы за лучшее будущее. И когда народный гнев вырвется из вековой темноты, горе тем, кто так бесстыдно издевался над народом, кто высасывал из него последние соки, кто превратил его в бесправного раба!

Я думаю, что этот товарищ прав!

<p><strong>Как вам нравится?</strong></p>

Каждое утро ей подавали машину. Стройный, в синей куртке с золочеными пуговицами шофер открывал ей дверцу, и когда собака занимала свое место рядом с ним, он опускал стекло, чтобы прохладный утренний воздух обвевал ее усталое от жаркой ночи тело.

Машина катилась по широким улицам, на которых еще не завивались рыжие смерчи пыли, мимо богатых домов, тонувших в зелени. Потом машина пробиралась между коттеджей нового поселка для господ иностранных инженеров, строивших новую фабрику на окраине Карачи, затем тяжело взбиралась на песчаные дюны Клифтон-бича, за которыми во время отлива открывались унылые песчаные бугры, пропитанные соленой водой. Бугры колыхались, точно были сделаны из резины. От этих бугров несло солоноватым, влажным запахом, таким острым и холодным после городских стен и улиц.

Она прыгала на дюны и шла медленно, вглядываясь в серебристое море с курчавой зеленоватой пеной. Кое-где проходили паруса, дымил пароход на дальнем рейде. Она шла в своей светло-серой попонке с мягкими голубыми пуговицами, как настоящая английская леди, гордо смотря по сторонам. Все знают, что европейским породистым собакам вреден горячий климат Карачи, и ее хозяин — англичанин — это прекрасно понимал. Поэтому он и приказал шоферу возить ее каждый день к морю, чтобы она дышала соленой прохладой и ее нервы успокаивались.

Потом она гуляла под вечер по большому пустырю. За ним виднелась стена джентльменского клуба, где ей был хорошо знаком зеленый бархатный газон и желтые дорожки, усыпанные красным гравием, клумбы с тяжелыми пестрыми цветами. Пустырь был хорош к вечеру, когда на небе вечерние облака застывают, как караван верблюдов, и трава пахнет горьковато и пряно.

На пустыре она встречалась с гордым и прекрасным животным. Это была скаковая лошадь ее хозяина, бравшая призы по всей Индии. Ее тоже выводили гулять на пустырь. У них были, по-видимому, одни и те же мысли насчет пустыря. Он нравился и этой лошади с бледно-желтыми боками и этой собаке, шедшей так осторожно, точно она ступала по паркету.

Они считали, что пустырь — их собственность. И они были такие воспитанные и такие гордые, что почти не смотрели друг на друга, но были довольны, что ни ту, ни другую никто не держит на привязи. Слуга, выводивший собаку, шел почтительно позади, а два конюха, выводившие лошадь, сначала шли рядом с ней, потом отставали, потом садились на траву и начинали рассказывать друг другу разные новости, которые ходили по городу.

Собака и лошадь гуляли рядом. Неожиданно они остановились и посмотрели друг на друга, как будто хотели спросить: как вам нравится?

Перед ними сидел голый человек. Его исхудалое тело почти просвечивало. Длинными, похожими на почернелые ветви руками он держал над маленьким костерчиком свои лохмотья, поворачивая их из стороны в сторону. Он был так увлечен этим занятием, что не глядел на собаку и лошадь, которые смотрели на него презрительно, точно у лошади был лорнет, а у собаки золотое пенсне. Откуда он знал, что они такие знатные и такие богатые и что это их пустырь?

Нищий, охая и кряхтя, нагнулся и подул на костерчик. Щепки снова вспыхнули, и нищий встал во весь рост, тряся над огнем лохмотья. Собака залаяла так злобно, что он вздрогнул и обернулся. На лай прибежал слуга, медленно подошли конюхи.

Слуга сказал нищему:

— Ты не мог выбрать другое место? Хозяин услышит ее лай, и мне попадет за то, что ты ее встревожил. У нее слабые нервы. Ее возят к морю каждый день. У нее пропал аппетит.

Нищий слушал говорившего, как слушают сказочника. Он смотрел то на слугу, то на собаку, злобно оскалившую зубы. Его лицо съежилось, и вдруг все его морщины прыснули смехом. Он смеялся и хлопал себя по бокам и по впалому животу. Из глаз его текли слезы. Он смеялся и выкрикивал:

— У нее пропал аппетит!.. А! У нее пропал аппетит!..

Он смеялся так неудержимо, что стал всхлипывать от смеха.

— Что с тобой, дурак? — сказал слуга. Он подошел к собаке и сказал: — Пойдемте, что спрашивать с дурака.

И лошадь и собака удалились, презрительно фыркая. Конюхи шли сзади, и слуга им шепотом рассказывал про прихоти своего хозяина.

А нищий стоял на пустыре, продолжая хохотать. У ног его догорал жалкий огонек, слабо освещавший темную груду жалких лохмотьев. Потом все погрузилось в темноту.

<p><strong>Птицы и дети</strong></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Голубая ода №7
Голубая ода №7

Это своеобразный путеводитель по историческому Баден-Бадену, погружённому в атмосферу безвременья, когда прекрасная эпоха закончилась лишь хронологически, но её присутствие здесь ощущает каждая творческая личность, обладающая утончённой душой, так же, как и неизменно открывает для себя утерянный земной рай, сохранившийся для избранных в этом «райском уголке» среди древних гор сказочного Чернолесья. Герой приезжает в Баден-Баден, куда он с детских лет мечтал попасть, как в земной рай, сохранённый в девственной чистоте и красоте, сад Эдем. С началом пандемии Corona его психическое состояние начинает претерпевать сильные изменения, и после нервного срыва он теряет рассудок и помещается в психиатрическую клинику, в палату №7, где переживает мощнейшее ментальное и мистическое путешествие в прекрасную эпоху, раскрывая содержание своего бессознательного, во времена, когда жил и творил его любимый Марсель Пруст.

Блез Анжелюс

География, путевые заметки / Зарубежная прикладная литература / Дом и досуг