Мы – животные: новая история человечества

Таким образом, пытаясь понять наше время, стоит помнить, что многие люди – осознанно или неосознанно – не любят, когда им напоминают, что мы – животные, до такой степени, что могут неосознанно восставать против всего, что способно отнести их в эту категорию. Выделения, менструация – все эти жидкие и грязные проявления нашей органической природы – могут вызывать у нас внутреннее содрогание. Если добавить это к тем вещам, которые вызывают в нас тревогу – травмы тела, болезни, – мы обнаружим, что животная природа терзает наше воображение, особенно когда мы чувствуем себя уязвимыми. Даже беглый взгляд на поврежденное тело вызывает в нас ужас, который мы не можем ни видеть, ни контролировать. Подобно злому гению, который скорее крадет, чем дает, он вызывает в нас видения того, как мы растворяемся в ничто.

Конечно же, идея о том, что мы боимся своей смерти, вряд ли нова. Но возникает вероятность, что мы не считаем себя животными, потому что не хотим ими быть. «Что хорошего может быть в жизни, – сокрушался Цицерон много веков назад, – если мы денно и нощно вынуждены думать о неминуемом приближении смерти?» Решение, отмечает Цицерон в трактате «О презрении к смерти», заключается в возможном бессмертии души. «Я хочу, чтобы дела обстояли именно так, – пишет он, – а даже если это не так, то мне по-прежнему хочется убедиться, что так». Цицерон понимал, что наши страхи можно подсластить возможностью человеческой уникальности.

Сейчас нам нравится думать, что в наше время мы избавлены от большинства опасностей. Мы сократили большую часть популяций свирепых хищников. Мы строим более крепкие и чистые дома. У нас есть масса медицинских технологий для продления и охраны наших жизней. Даже наши войны друг с другом в последние десятилетия стали менее кровавыми, хотя потенциальная угроза остается. Необычные тенденции последних столетий заставили нас убедиться (более чем когда-либо), что у наших тел будет пища и возможность прожить долгую жизнь. И все это породило оправданное чувство контроля. Но чем меньше мы отдаем себя силам природы, тем меньше мы хотим отказаться от чего-то вообще. И поэтому большинство из нас совершенно не готовы считать себя животными.

Лекарство от вымирания

Мы живем в эпоху вымирания. В 2019 году биолог Мелани Монро вместе с BirdLife International[66] провели исследование, рассматривающее видовые потери с различных точек зрения. Сравнивая фоновые показатели с показателями вымирания за последние пять сотен лет, они получили цифру примерно в две сотни утраченных видов птиц вместо ожидаемых четырех-пяти. Просматривая категории от вызывающих наименьшие опасения до находящихся на грани полного исчезновения, они обнаружили общую тенденцию к сокращению. А если взглянуть на ожидаемую продолжительность жизни вида в исторической перспективе, то они полагают, что позвоночные просуществуют примерно три миллиона лет, до того как начнут вымирать. С сегодняшними темпами вымирания видам повезет, если они продержатся еще пять тысяч лет. То же самое можно сказать о многих таксонах по всему миру. Это плохо сочетается с человеческой психологией.

Я начала изучать вымирание видов много лет назад, когда мне было чуть больше двадцати лет. Тогда привлечь внимание к этой теме было очень трудно. Но сегодня про вымирание говорят в ежедневных новостях с постоянными заголовками о потенциальных угрозах, с которыми мы и другие животные можем столкнуться. Какую реакцию это может вызывать в сознании животного, которое не только знает о проблеме, но еще и является ее причиной? Идея вымирания – это вызов для любого общества, которое оправдывает свой моральный статус тем, что находится на вершине эволюции. Возможно, мы и предпринимаем усилия по сохранению живой природы по всему миру, но наравне с этим ищем и другие решения.

В финальной сцене футуристического фильма «Облик грядущего» по сценарию Г. Уэллса губернатор технократического общества Освальд Кэбел наблюдает, как в ночное небо взмывает капсула. Отправленная в космос выстрелом из гигантской пушки, капсула несет в себе дочь Кэбела и сына его друга, Рэймонда Пассуорти, а также многих других межзвездных мигрантов. Наблюдая, как их дети покидают Землю, Кэбел говорит, что человечество должно все время двигаться вперед, преодолевать природные ограничения, путы планеты и затем «все законы духа и материи, которые привязывают нас к ней». – «Но мы всего лишь слабые животные, – возражает Пассуорти. – Если мы не более чем слабые животные, то должны довольствоваться толикой счастья, что нам отмерена, страдать и исчезать, как и другие животные». Но Кэбел не верит в эти слова. Напротив, он убежден, что люди могут избежать участи, уготованной всем прочим рожденным на Земле существам. Он говорит, что, если мы не хотим просто жить, страдать и умирать, у нас нет иного выбора, кроме как стремиться выбраться в необъятный космос. Вселенная – или ничто. «Что же мы предпочтем? – спрашивает Кэбел. – Что мы предпочтем?»