Мы - живые

Она развила в себе склонность хранить молчание. Доклады на комсомольских собраниях она читала заунывным и бесстрастным голосом. Застигнутая врасплох, она сидела, безучастно уставившись в одну точку своими полными недоумения глазами. Она осталась совершенно одна в большой пустой квартире Дунаева. Виктор переговорил с некоторыми влиятельными должностными лицами, которые в свою очередь распорядились, чтобы в свободные комнаты не был никто подселен. Но тишина квартиры пугала Маришу, поэтому вечера она проводила со своими родными, живущими по соседству с Кирой.

Когда Мариша приходила, ее мать вздыхала и несмело жаловалась на дороговизну продуктов в кооперативах, а затем молча склонялась над своей штопкой.

— Добрый вечер, — бурчал ее отец и потом делал вид, что не замечает ее присутствия.

— Снова ты? — бросал младший брат Мариши. Она не знала, что ответить. Расположившись в углу за роялем, она до самой ночи читала книги. Затем, промямлив: «Ну, я пошла», — уходила домой.

Однажды вечером Мариша увидела Киру, которая торопливо шла через комнату к выходу. Подскочив, Мариша с надеждой улыбнулась, хотя она не знала, чего именно она ждет от Киры и что сама хочет сказать ей. Сделав робкий шаг вперед, Мариша остановилась; Кира, не замечая ее, вышла из комнаты. Мариша, продолжая растерянно улыбаться, снова села.

* * *

Снег выпал рано. Сугробы на тротуарах Петрограда постепенно превратились в горные хребты, пронизанные тонкими черными нитями сажи, испещренные коричневыми комьями, окурками и сероватыми, поблекшими клочками газет. Нетронутый снег, скапливающийся под стенами домов, доходил до оконных рам цокольных этажей, он был мягким и белым, словно чистый хлопок.

Выходящие на улицу подоконники напоминали белые заваленные снегом полки. Карнизы, украшенные стеклянными кружевами длинных сосулек, сверкали на солнце. В холодное голубое небо медленно поднимались нежные, как лепестки цветка, клубы розового дыма.

Высоко на крышах за металлическими оградами возвышались белые стены снега, которые могли рухнуть вниз в любую минуту. Мужчины в грубых рукавицах, высоко взмахивая лопатами, сбрасывали с крыш огромные замерзшие белые глыбы, которые разбивались с глухим стуком. Избегая столкновения, сани резко сворачивали; голодные воробьи с распущенными перьями бросались врассыпную из-под тяжелых копыт.

На углах улиц стояли огромные котлы, заключенные в ящики из некрашеных досок. Мужчины в больших рукавицах закладывали в эти котлы снег, а из-под них вдоль обочин журчали узкие потоки грязной воды.

Ночью открытые топки горели ярким пламенем, повсюду сияли оранжевые, с пурпурным отливом огоньки. Бездомные в оборванных одеждах выныривали из темноты и, склонившись, протягивали замерзшие руки к красному пламени.

Кира бесшумно шагала по дворцовому саду. К флигелю через глубокий снег вела слегка припорошенная цепочка следов. Она знала, что они принадлежат Андрею — посетители редко забирались в глубину сада. Голые, безжизненные стволы деревьев походили на телеграфные столбы. В окнах дворца было темно, но в дальнем конце сада сквозь окоченевшие ветки пробивался яркий квадратик желтого света, и на небольшой участок снега под окном Андрея падали золотисто-розовые блики.

Кира медленно начала подниматься по неосвещенной лестнице. Она нерешительно нащупывала ногой подернувшиеся льдом, скользкие ступеньки. В парадном подъезде царил мертвый сырой холод мавзолея. Ее рука осторожно скользила по разбитым перилам. Она ничего перед собой не видела; казалось, ступенькам не будет конца.

Когда перила внезапно оборвались, Кира замерла на месте.

— Андрей! — беспомощно позвала она, в ее испуганном голосе чувствовались нотки смеха.

Клинышек света прорезал темноту, когда Андрей открыл дверь.

— Кира! — Андрей бросился ей навстречу, виновато улыбаясь. — Извини, тут все провода оборвали.

Он подхватил ее на руки и понес в комнату.

— Мне стыдно, Андрей, я такая трусиха! — весело заметила Кира.

Подойдя к камину, Андрей опустил Киру на пол. Он снял с нее пальто и шляпу. От тающего снега на воротнике ее пальто руки Андрея стали мокрыми. Он усадил Киру у огня и, стащив с ее рук варежки, стал растирать в своих ладонях ее замерзшие пальцы. Затем он стянул с Киры галоши и стряхнул с них снег, капельки которого, попав на раскаленные угли, зашипели.

Андрей молча обернулся и, взяв в руки длинную узкую коробку, кинул ее на колени Киры. На его лице застыла выжидающая улыбка.

— Что это, Андрей? — удивилась Кира.

— Одна заграничная вещичка.

Кира сорвала оберточную бумагу и открыла коробку. В ней лежал черный шифоновый пеньюар. Она ахнула от изумления; он был настолько прозрачен, что когда Кира, расправляя, подняла его повыше, то сквозь тонкие складки видно было, как играет огонь в камине.

— Андрей, где ты это взял? — испуганно и недоверчиво поинтересовалась Кира.

— Купил у контрабандиста.

— Андрей, ты — покупаешь у контрабандистов?!

— Почему бы и нет!

— Они же спекулянты.

— Ну и что! Мне очень хотелось купить этот пеньюар. Я знал, что он тебе понравится.

— Но когда-то ты…

— Это было давно.