Мы - живые

— Лео… любимый… не надо делать этого… Не то сейчас время… Мы должны теперь хорошенько подумать… — В ее голосе не было уверенности. — Это — не опасно до тех пор, пока мы не сдадимся. Ты должен заботиться о себе, Лео… Должен беречь себя…

Его рот раскрылся, чтобы произнести: «Зачем?»

* * *

Кира встретила Василия Ивановича на улице.

Ей стоило больших усилий не показать изумления тем, насколько он изменился. Она не видела его с тех пор, как умерла Мария Петровна, и тогда он так не выглядел. Сейчас он шел, как старик. Его чистые гордые глаза впивались в каждое лицо горьким взглядом подозрения, ненависти и стыда. Его морщинистые, когда-то мускулистые руки неуверенно дергались, совершая бесполезные движения, как у какой-нибудь старухи. Две складки пролегли от уголков рта к подбородку, складки такого страдания, что любой невольно ощущал вину за то, что увидел это и догадался о причинах.

— Кира, рад увидеть вас снова, рад увидеть вас, — пробормотал он; его голос, его слова беспомощно взывали к ней.

— Почему вы больше не приходите? Дома такая тоска. Или… или, может быть, вы слышали… и не хотите прийти?

Кира ничего не слышала. Но что-то в его голосе сказало ей, что не нужно спрашивать, о чем она могла услышать. Она вымолвила с самой теплой улыбкой, на которую только была способна:

— Конечно нет, дядя Василий, я буду рада прийти. Я просто очень много работала. Но я приду сегодня вечером, можно?

Она не спросила об Ирине и Викторе и о том, исключили ли их тоже. Словно после какого-то землетрясения все вокруг были осторожны, подсчитывали жертвы и боялись задавать вопросы.

Тем вечером, после ужина Кира зашла к Дунаевым. Она уговорила Лео лечь спать; у него был жар; его щеки горели красными пятнами; она оставила кружку холодного чая у кровати и сказала, что скоро вернется.

За голым столом, без скатерти, под лампой без абажура сидел Василий Иванович, читая старое издание Чехова. Ирина, с нерас-чесанными волосами, сидела, рисуя бессмысленные фигуры на огромном листе бумаги. Ася спала полностью одетая, свернувшись калачиком в кресле в темном углу. Ржавая «буржуйка» дымила.

— Алло, — сказала Ирина, кривя губы. Кира никогда еще не видела, чтобы она так улыбалась.

— Хочешь чаю, Кира? Горячего чаю? Только… только у нас совсем не осталось сахарина.

— Нет, спасибо, дядя Василий, я только что поужинала.

— Ну? — сказала Ирина. — Почему же ты не скажешь? Исключили?

Кира кивнула.

— А Лео, тоже?

Кира кивнула.

— Ну? Почему не спросишь? Ну, так я скажу тебе сама: конечно, я тоже исключена. А чего можно было ждать? Дочь бывшего богатого меховщика, поставщика царского двора!

— А — Виктор?

Ирина и Василий Иванович странно обменялись взглядами.

— Нет, — медленно ответила Ирина, — Виктор не исключен.

— Я рада, дядя Василий. Это хорошие новости, не так ли? — Она поняла, что это единственная возможность подбодрить дядю. — Виктор — такой талантливый парень. Я рада, что они не отняли у него будущее.

— Да, — сказал Василий Иванович медленно, с горечью. — Виктор — очень талантливый юноша.

— На ней было белое кружевное платье, — истерично вмешалась Ирина, — и у нее такой прекрасный голос — о, я имею в виду новую постановку «Травиаты» в Михайловском театре — и ты, конечно, уже видела ее? Нет? Ты должна обязательно сходить на нее. Старая классика… старая классика…

— Да, — сказал Василий Иванович, — старая классика по-прежнему остается лучшей. В те дни была культура, у людей были моральные ценности и… и честь…

— Действительно, — сказала Кира удивленно, начиная волноваться, — мне надо сходить на «Травиату».

— В последнем акте, — сказала Ирина, — в последнем акте она… О, черт!

Она кинула свои рисунки на пол с таким шумом, что проснулась Ася, которая села и глупо уставилась на все это.

— Ты все равно рано или поздно услышишь: Виктор вступил к партию!

Томик Чехова, что Кира держала в руках, упал на пол.

— Он… что?

— Он вступил в партию. Всесоюзную Коммунистическую

Партию. С красной звездой, партийным билетом, хлебной карточкой, руками по локоть в крови, в той, что уже пролили и что еще прольют.

— Ирина! Как… как же его приняли?

Она боялась взглянуть на Василия Ивановича. Она знала, что ей не надо задавать вопросы, вопросы, которые как нож вонзались в рану; но она не могла сдержаться.

— О, он, похоже, уже давно все это распланировал. Он специально сходился с людьми — осторожно и разборчиво. Он, оказывается, много месяцев был кандидатом — а мы и не знали этого. Потом — его приняли. О, его приняли без вопросов — с такими-то покровителями. Они поручились за его пролетарский дух, несмотря на то, что его отец продавал меха царю!

— Он знал об этой… чистке, ну, что она скоро будет?

— О, не будь наивной. Дело не в этом. Конечно, он не знал этого заранее. У него цели посерьезнее, чем просто сохранить свое место в институте. О, мой брат Виктор — умнейший молодой человек. Когда он хочет вскарабкаться — он знает, на какие ступеньки ступать.

— Ну, что ж, — Кира попыталась улыбнуться и сказать это ради Василия Ивановича, не глядя на него, — это — дело Виктора. Он знает, чего хочет. Он… он все еще здесь живет?