Мы - живые

— Если бы это зависело от меня, то он… — Ирина резко оборвала себя. — Да. Эта свинья живет пока еще здесь.

— Ирина, — сказал Василий Иванович устало, — он твой брат. Кира переменила тему; но разговор не клеился. Спустя полчаса вошел Виктор. Выражение достоинства на лице и красная згзезда на лацкане были выставлены на всеобщее обозрение.

— Виктор, — сказала Кира, — я слышала, что ты теперь правоверный коммунист.

— Я имел честь вступить во Всесоюзную Коммунистическую Партию, — ответил Виктор. — И я не позволю, чтобы о партии отзывались таким тоном.

— А, — сказала Кира. — Понятно.

Но случилось так, что она не увидела протянутой руки Виктора, когда уходила.

У двери, в коридоре, Ирина прошептала ей: «Сначала я думала, что отец вышвырнет его вон. Но… мамы больше нет… и вообще… и ты ведь знаешь, что отец всегда души не чаял в Викторе… ну, он думает, что сможет перетерпеть это. Я думаю, что это убьет отца. Ради бога, Кира, приходи почаще. Ты ему нравишься».

* * *

Так как будущего у них не было, то жили они сегодняшним днем.

Бывали дни, когда Аео часами не отрывался от книги и почти не говорил с Кирой, а когда заговаривал, то в его улыбке прорывалось горькое бесконечное презрение к себе, к миру, к вечности:

Однажды Лео напился; он навалился на стол, уставившись на разбитый стакан, который лежал на полу.

— Лео! Где ты это нашел?

— Занял. Занял у нашей дорогой соседки, товарища Мариши. У нее всегда полно.

— Лео, зачем ты это делаешь?

— А почему мне этого не делать? Почему? Кто в этом чертовом мире может мне сказать, почему я не должен этого делать?

Но бывали дни, когда спокойствие вдруг очищало его глаза и улыбку. Он ждал Киру с работы и, когда она входила, спешил ее обнять. Они могли просидеть весь вечер, не говоря ни слова, их присутствие, взгляд, пожатие руки, словно наркотическое вещество, придавали им уверенность, заставляли забыть о следующем дне, о всех следующих днях.

Рука об руку гуляли они по тихим светлым улицам весенними белыми ночами. Небо было как матовое стекло, отсвечивающее сиянием, которое шло не от солнца, а от какого-то другого светила. Они смотрели друг на друга, на неподвижный, бессонный город, залитый этим странным светом. Он прижимал ее руку к своей, и когда они оставались одни на длинной, пустой, освещенной первыми лучами солнца улице, он нагибался и целовал ее.

Шаги Киры были твердыми. Впереди ее ждало слишком много вопросов; но здесь, рядом с ней, было то, что придавало ей уверенность: его прямое, сильное тело, его длинные худые руки, его надменный рот с высокомерной улыбкой, которая отвечала на все вопросы. И иногда ей становилось жалко этих бесчисленных, безымянных людей, что жили вокруг них, которые лихорадочно искали какого-то ответа, сминая в своих поисках других людей, возможно, даже ее саму; но Киру невозможно было смять, потому что она знала этот ответ. Ей не нужно было гадать о будущем. Этим будущим был Лео.

* * *

Лео с каждым днем становился все бледнее и все молчаливее. Голубые вены на его висках были похожи на прожилки мрамора. Он непрерывно кашлял, задыхаясь. Он принимал лекарства от кашля, которые не помогали, и отказывался сходить к врачу.

Кира часто встречалась с Андреем. Она спросила Лео, не возражает ли он. «Вовсе нет, — ответил он ей, — если он — твой друг. Только не приводи его сюда. Я не уверен, что смогу бить вежливым с… с одним из них».

Она не приглашала Андрея к себе домой. Она звонила ему по воскресеньям и весело улыбалась в трубку: «Хочешь увидеть меня, Андрей? В два часа в Летнем саду — вход со стороны набережной».

Они сидели на скамье, а дубовые листья боролись с палящим солнцем у них над головами. Они говорили о философии. Она временами улыбалась, когда понимала, что Андрей — единственный человек, с которым она могла думать и говорить о своих мыслях.

У них не было причины встречаться. И все же они встречались и договаривались о новых встречах, и ей было как-то по-странному приятно, а он смеялся над ее короткими летними платьями, и его смех был удивительно счастливым.

Однажды, он пригласил ее провести воскресенье за городом. Она пробыла в городе все лето и не смогла отказаться. Лео нашел работу на воскресенье: ломать деревянные тротуары вместе с бригадой, ремонтирующей улицы. Он не возражал против ее поездки.

За городом она увидела море, сверкающее на солнце; и золотой песок, в котором ветер сделал легкие, ровные волны; и высокие рыжие свечи сосен, чьи словно сведенные судорогой корни были оголены среди песка и ветра; сосновые шишки катились навстречу морским ракушкам.