Мыс Рытый

В девять мы уже почти вышли на берег. С моря дул холодный ветерок. Сбрасывать рюкзаки с мокрых спин было мало приятного. Но Палыч настоя на связи, хоть ему и поясняли, что это бесполезное дело. К тому же выяснилось (я не слышал, пока возился с карабином), что Налейкин сообщил, что «Фрегат» до вчерашнего дня стоял здесь, а вчера ушел на Рытый.

— Зачем на Рытый? — не понял я. — Мы же ему говорили ждать нас на Шартлае.

— Налейкин сказал, что он ушел на Рытый.

— Да нет, — вставил Валентин. — Он, это самое, на Шартлае — Налейкин перепутал.

— Да нет же, — подтвердил Андрей Валентинович. — Налевайкин сказал, что корабль ушел на Рытый.

— На хера? — не унимался я.

— Кто его знает.

— Тем более, нужно на связь выходить — пусть сюда идет, — сказал Владимир Павлович.

— Если они нас не слышали, то в девять на связь никто не выедет, — пытались объяснить Владимиру Павловичу.

— Выйдут, — утверждал тот. — Валентин, доставайте рацию!

И пришлось сбрасывать рюкзаки!

Пока Валя, покуривая, лениво информировал в микрофон «Линию Один», что он «Линия Два, прием», мы живо обсуждали, на хера «Фрегат» поперся (если он действительно поперся) на Рытый? Версий было несколько:

а) Корабль никуда не поперся, и он на Шартлае — перепутал Налейкин;

б) Там все ужрались (вместе с Налейкиным ещё здесь вчера) и всё перепутали;

в) Придем на метеостанцию — узнаем, может. Валя докричится в свою беспонтовую рацию;

г) Дежавю — такое уже было в прошлом году, почем бы и в этом не повториться?

Остановились сразу на всех версиях.

Валя «линию Один» не докричался.

Уныло, устало, еле-еле, замерзшие мы пошли на метеостанцию: приедет Налейкин — разберемся. А пока бы хоть отогреться. (Ещё была вероятность погреться в баньке — должен же Налейкин сделать выводы из моих написаний прошлых лет).

* * *

Жарко было — воду хлебали ведрами, потели. (На Молоконе и на Рите) Дождь шёл — потели сильно, но воды почти не пили, один раз у старого, развалившегося зимовья. Даже в бутылки не набирали. Хотя теряли влагу куда больше! Почему?

Метеостанция. Знакомое убогое место.

Тоскливый дом — типа гостиница с надписью «Солнечная». После поляков стол завалин пакетиками с «их» супами и что-то протухшее в кружке. На полу навалены матрацы, одеяла, подушки. Побеленные стены. Надпись в облачной рамке сине-красного цвета на желтом фоне: «Галя ты мой свет, без тебя мне жизни нет!» («Я это запомню и, если разрешите, воспользуюсь — мою жену тоже Галя зовут», — почти серьезно говорил Полеванов пьяному автору этих строк, некому Косте, когда мы чуть позже остались одни в этом доме, и надо было как-то развлекаться и время коротать). Вообще, комната с надписью на стене была когда-то женской комнатой: бледно розовым покрашено окно и косяк двери. Наверное, Костя любил свою Галю. «Город заманил!» — сказал он Палычу, когда тот спросил, где сейчас Галя? Палыч даже вздохнул — жаль парня.

Тоска, если смотреть из окна на серый Байкал. Волны лижут камни, ветер вечно дует, никого в море нет — хоть вешайся! Но печь нагрела стену, и я прижался к ней спиной! Хорошо всё же в доме, пусть даже и в таком, — куда лучше, чем в палатке!

Прижавшись спиной к теплой стене, я закрыл глаза.

Всё-таки какой это кайф… Нет, ни так! Какая благодать, вот так прижаться усталому, прозябшему путнику спиной к теплой побеленной стене. Пусть дом неказист и стар, пусть немного воняет чем-то тухленьким, пусть на полу навалены вещи и пол давно не подметался, пусть всё — но какая благодать, выйдя из тайги, прижаться к теплой стене. Там за окном вечереет, и ветер рвет короткие волны, метая их пенные брызги на галечный берег. Там сейчас холодно и неуютно. Единственное, что спасло бы нас в такую погоду — огромный костер. Но мы бы не стали дотягивать себя до такого состояния, когда морозит не от холода, а от усталости. Мы давно бы уже разбили лагерь и завалились у костра, попивать чаёк. Однако, зная, что здесь, на метеостанции мы найдем крышу и стены, мы шли упорно, долго и целеустремленно. И вот дошли. Но всё равно морозит, и даже представить страшно, что сейчас делать вне стен и крыши. Алексеича жалко, как он сейчас там?…

— Вы у нас спасатель, — сказал Владимир Павлович, обращаясь к Николаю Алексеевичу, — спасайте нас.

— Всегда готов, — ответил старик, вытягивая из рюкзака тапочки. (Свои сапоги он поставил к печке сушиться). — Что нужно сделать?

— Нужно с хозяином до «Фрегата» съездить. Тащите корабль сюда, нечего ему там до утра стоять.

— Прямо сейчас? — не понял Алескеевич.

— А чего тянуть?

Старик посмотрел в окно. На море шторм, холод и лодочка «хозяина» железная — хороший хозяин собаку в такую погоду из дома не выпускает, а тут…

Алексеич вздохнул, запихал обратно пластиковые шлепанцы и пошел одевать сапоги.