Мышеловка

Скоро все это застолье стало напоминать мне пир во время чумы… Я глядел вокруг себя и видел, как меняются люди, словно чья-то умелая рука срывает с них привычные маски. Вот щебетал о чем-то на своем родном восточном языке проповедник Монк, теребя длинную белую бороду: он походил на заведенную куклу, ожившую в ночном кошмаре… Как оглобля перегнулся через стол Горемыжный, ловя длинными руками воздух… Прильнул к статуе Венеры пекарь Раструбов, лаская ее интимные места, всхлипывая от удовольствия… Неподвижно застыл Дрынов, уставившись немигающими глазами в одну точку… Плакал, рыдал учитель Клемент Морисович, закрыв лицо ладонями… Торопливо пил одну рюмку за другой доктор Мендлев, дико озираясь вокруг, будто ища кого-то невидимого… Танцевала в центре зала рыжая Жанна, постепенно освобождаясь от лишней одежды… Уснул за столиком Сеня Барсуков, опрокинув бутылки, сжимая в ладони руку жены… Маша чему-то беззвучно смеялась… А Комочков заливался хохотом, глядя на мрачного, сцепившего зубы Маркова… Милена пыталась ущипнуть меня как можно больнее и уже исщипала мне весь бок… Другие гости тоже вели себя как сумасшедшие, дико и необузданно. Кроме Валерии, которая осталась одна, после того как куда-то исчез Намцевич. Я встал, оттолкнув руку Милены, и направился к ней. Не говоря ни слова, она показала мне глазами на стул.

– Зачем Александру Генриховичу понадобилось превращать тут всех в безумных уродов? – спросил я.

– Это доставляет ему удовольствие, разве не ясно? – пожала она плечами. – Сейчас он сидит где-нибудь и наблюдает за нами и смеется.

– Он – сумасшедший?

– Возможно. Но дело не в этом.

– А в чем же?

– Позже. Сейчас я не могу с вами разговаривать. – Она легко встала из-за столика и добавила: – Моя комната – в левой угловой башне, а пройти туда можно через первый этаж.

– Когда я смогу увидеть вас?

– Когда вам удастся это сделать, – ответила Валерия, сделав упор на третьем слове, после чего быстро пошла к двери. Я смотрел ей вслед, чувствуя какую-то нереальность всего происходящего. И этот странный разговор с Валерией, и пир вокруг – все казалось мне зыбким полубредовым сном, словно я должен был скоро очнуться, чтобы погрузиться еще глубже в забытье. Я увидел, что Милена целуется с Комочковым, а Ксения держит над ними две тарелки и смеется. Я встал и пошел к их столику.

– Не пора ли нам домой? – спросил я, но они меня не услышали. Зато рядом раздался голос Маркова:

– По-моему, нас тут всех отравили.

Его тошнило, а лицо было зеленое и блестело от пота. Я подхватил его под руку и потащил на балкон, чуть не споткнувшись по дороге о вытянутую ногу Горемыжного. Там в кресле-качалке сидел Намцевич и попыхивал сигарой, глядя на разгоравшееся зарево на берегу озера.

– Капитану плохо? – спросил он. – Пить надо Меньше.

– Слушайте, Намцевич, чем вы тут всех опоили? – грубо спросил я. – Я и не знал, что вы такая… медуза, – подобрал я сравнительно безобидный образ.

– Человек ведь по натуре свинья, – спокойно отозвался он, кивнув в сторону зала. – И в этом вы можете легко убедиться. Жаль, что вы сами ничего не попробовали. Весь в деда. Такой же осторожный.

– Что там полыхает?

– Лодки. Горят лодки. Они теперь никому не нужны.

– Ваша работа? Чтобы никто не уплыл?

– А попробуйте по морю, аки посуху. Вы же верите в Христа.

– А вы – нет? Впрочем, не отвечайте. И так ясно. Слушайте, Александр Генрихович, не пора ли заканчивать эту катавасию? Велите своим нукерам отвезти нас домой.

– Что ж, пожалуй, – согласился он. – Мне и самому надоело. А о чем вы беседовали с Валерией?

– О вас. Я считаю, что вы ненормальный.

– Она тоже так думает?

– Спросите у нее сами.

– Лень. Да и скучно.

Спустя некоторое время он вызвал бритоголового «бельгийца», и я еле усадил всех своих друзей в джип. А потом, когда мы подъехали к дому, с еще большим трудом вывел их из машины. Но самых огромных усилий мне стоило развести их всех по комнатам и уложить спать. Сам же я остался один…

Глава 3 Измена