Мышеловка

Шипя и чертыхаясь, натягиваю на себя холодный атлас, что льнёт к фигуре второй кожей. Застёжка на спине приносит немало проблем, но и с ней, я в конце концов, справляюсь. Ещё бы! Вероятность повторно предстать перед мучителем в чём мать родила, подстёгиваёт тело проявлять чудеса изворотливости. Обувшись, позволяю себе ещё пару мгновений одиночества, чтобы собраться с духом. Неохота доставлять Заре удовольствие своей подавленностью.

По возвращении в спальню меня ожидают с расчёской и набором шпилек. Про распущенные волосы с этой минуты можно забыть – видеть их исключительно привилегия мужа. Раздражённо отмахнувшись от детского желания постричься ему назло, опускаюсь на придвинутый Черной стул и, пока она колдует над нехитрой укладкой, устремляю немигающий взгляд на балкон. Туда, откуда на меня так же пристально смотрит Драгош.

Он стоит, опершись спиной о парапет, щурится хищно, оценивающе, медленно выпуская облако дыма. Норовистый и шальной даже в строгом иссиня-черном костюме, на несколько тонов темнее предыдущего. На меня раньше ни один мужчина так не смотрел: до ледяного покалывания под кожей и сердца стучащего на уровне висков. Так, будто решает какой поводок подобрать своей новой зверушке. За первой затяжкой следует вторая. Я на секунду отвлекаюсь на сжимающие фильтр пальцы, морщась от фантомного першения в горле и мгновенным ответом ловлю его самодовольную ухмылку.

Да, стервец, мне страшно. Подавись.

Тем не менее, вскидываю подбородок, пряча кисти рук в складках платья: нервные, обличающие, но незримые для него, и решительно расправляю плечи. Так и хочется крикнуть : "Чёрта лысого ты мною покомандуешь". Это нечто больше, чем обычная игра в гляделки. Поединок. Одна из первых попыток нащупать брешь, утвердить своё превосходство над соперником. Какими бы узами нас не связали сегодня, мы никакая не пара, мы – противники. И если когда-нибудь представится удобная возможность – я ударю первой.

– Ты готова, Рада, пора.

Прихватив с тумбочки корзинку, бабушка Драгоша в сопровождении двух своих спутниц направляется к двери, а сам он, отправив окурок в пепельницу, лениво покидает насиженный балкон, невозмутимо пристраиваясь сбоку.

Рядом с новоиспечённым мужем холодеют ладони. Я ловлю его дыхание, гул уверенной поступи, короткое движение нервных пальцев рядом со своей рукой, нерешительное, словно он хочет дотронуться, но не смеет. Чушь. Всё он смеет, доходчиво доказал. Даже слишком. Воспоминания пробирают ознобом и, сбившись с шага, перехватываю взгляд кофейно-карих глаз: мимолётный, но острый, горящий незнакомым огоньком.

Драгош меня пугает, теперь ещё больше, чем с утра, а вместе со страхом растёт и внутренний протест. Сильнее раздражает бремя предопределённости, давит на плечи стотонным грузом, щемит под левой грудью, и плакать вдруг хочется нестерпимо. Тошно становится от самой себя, от бессмысленности своей жизни, от слепой и глупой влюблённости, что принесла мне столько бед, от бессилия что-либо изменить. Обидно так скоро признать, что полёт надежд всегда имел какой-то предел – достаточно было взаимной любви и внутренней свободы, в то время как падать в своих глазах приходится бесконечно.

Несмотря на напряжение от присутствия рядом малознакомого парня в одночасье ставшего мне ближе любого врага или друга, до банкетного зала мы добираемся неожиданно быстро. К этому моменту свахи уже вовсю расхваливают моих приёмных родителей за то, что те воспитали порядочную дочь, и я не вижу, но кожей чувствую злую ухмылку Драгоша. Скотина.

Второй этап свадебной церемонии считается пройденным, мы стали близки не только духовно, но и физически.

К концу хвалебной речи, украшенная розами корзинка с запятнанной сорочкой переходит в руки Анны. Свекрови положено станцевать с ней в руках вместе с гостями и танцорами приглашённого из столицы ансамбля. Они и отплясывают, да так лихо, что ходуном ходят стены. Меня в это время заваливают лавиной поздравлений, суть которых теряется уже на первых минутах. Только и остаётся, что кивать с завистью поглядывая на горделиво стоящего среди друзей мужа. Словно и не он совсем недавно шипел мне в лицо разномастные грубости.

К моменту, когда толпа желающих высказать поздравления, всем составом устремляется обратно в пляс, алые ленты, уложенные в корзинку рядом с сорочкой, все до единой распроданы родне супруга. Золотарёвым свадьба влетела в круглую копеечку, но меня эти мысли сейчас мало волнуют – я задыхаюсь. Пёстрые юбки и шали танцовщиц мелькают перед глазами неожиданно быстро, так резво, что происходящее отзывается в голове одуряющим гулом.

В каком-то дурмане смотрю, как на наших с Драгошем ладонях специальным ножом делают надрезы. Тонкие полосы медленно проступают алой тесьмой вдоль линии жизни, и наши руки складывают вместе: его крепкую, горячую и мою – дрожащую, ледяную. Пальцы сплетаются с чужими пальцами, соединяя две крови воедино. С этого момента мы обязаны делить всё вместе навеки, пока Бог не разлучит нас.

Вот и всё. Мышеловка захлопнулась.

Глава 13