Мышиная дыра

Мыш взял обеими руками и сделал какое-то хитрое быстрое движение – вроде маленького прыжка сидя. Повернулся ко мне спиной и стал есть. Чудной местный этикет.

Эдит на это смотрела с омерзением. Я только надеялся, что у мышек принципиально другая мимика, поэтому Мыш не поймет. Ошибся.

Они очень чувствительные, мышки. Почти парапсихики в том, что касается эмоций. Все он понял. Но это потом.

Он был жутко голодный, я видел. Я поставил перед ним блюдо с бутербродами и бисквитов положил – и он съел почти все. Я налил ему сладкого кофе. Подумал, что надо было бы воды – но он вылакал кофе из чашки. Потом посмотрел на меня и принялся чиститься. Лизать ладошки и тереть щеки с вибриссами. Показывал, что закончил обед.

– Ну что, – говорю. – Ты – в порядке? Хорошо?

Взглянул на меня, пискнул:

– Хорошо.

Контакт как по маслу пошел. Если бы не Эдит, все было бы еще лучше.

Ну что сказать. Словарный запас у Мыша богатством не отличался – образование у него, похоже, было не гуманитарное. Но мы начали разговаривать и оба поняли, что договориться сумеем. На этом «еда» и «голод» дешифратор очень быстро раскочегарился, на удивление.

Я сел рядом с Мышом, и он как следует меня обнюхал. Я дал ему руки понюхать, потом он меня в нос понюхал, и Эдит на нас смотрела, как на парочку идиотов. Невдомек человеку, что у каждой расы свои любезности.

Потом Мыш сказал:

– Ты богатый, – я не понял, утвердительно или вопросительно.

– Да, – говорю.

– Много еды, – говорит. – Хорошая еда. Свет в гнезде, жена толстая.

Лицо Эдит надо было видеть. Она на Мыша посмотрела с ненавистью – я имел дурость подстроить ее дешифратор тоже, на всякий случай. А напрасно.

– Не жена, – говорю. – Просто самка.

Мыш ничего не ответил. По-моему, не поверил. Немного подумал и спросил:

– Как получилось, что гнездо упало сверху?

Озадачил меня. Я никак не мог придумать, как ему объяснить. Нужно было не только на доступном уровне, но еще и короткими фразами, потому что длинные совершенно не переводились. В конце концов говорю:

– Гнездо летает. Гнездо летело. Сломалось. Упало. Это плохо.

Мыш выслушал внимательно и присвистнул:

– Плохо. Очень.

– Почему? – спрашиваю.

Мыш ткнул меня носом в плечо и сказал речь. И говоря, все время двигался: припрыгивал, подергивал ушами, менял позы – по человеческим меркам, вероятно, темпераментно жестикулировал.

– Я – Старший. Сын Бойца. Внук Бойца. Сам Боец. Я одиночка. Контролирую тоннель. Маленькие тоннели – до Грязных Вод. Большой Босс против. Большой Босс велел шестеркам – убить одиночек. Будет Большой Клан. Все под ним. Все тоннели – их. Катакомбы – тоже их. Крепость всегда была их. Если одиночки хотят жить – пусть дают еду. Так. Я сказал – нет. Я ушел. Я говорю – могу ходить в тоннель. Большой Босс сказал – тоннель его. Все, что в тоннеле – его.

– Ух ты, – говорю. – То есть, ты хочешь сказать…

– Гнездо упало в тоннель, – продолжает. – Шестерки шарят вокруг. Сказали – гнездо Большого Босса. Все, что в гнезде – Большого Босса. Я сказал – я посмотрю. Они сказали – ты умрешь.

– В смысле, – говорю, – ты или я?

– Мы, – отвечает. – Мы умрем. Будем едой. Гнездо возьмет Большой Босс. Свет. Двери. Ему нужно – так они сказали. Кто возразит – будет едой.

Вот так я и определился, на чьей я стороне. Я поразмыслил и решил, что такая крыса, как Старший Мыш, товарищ пирату на сто процентов. Отчаянный парень. И потом: я не знал, кто тут у них Большой Босс – тоже мне крысиный король! – но мне этот тип не понравился заочно.

Я не слишком люблю тех, кто все норовит подгрести под себя. Мы, Дети Грома, не приемлем диктатуры. Наш девиз – свобода, мир и человечность. А эти святые понятия требуют защиты.

– Мы не умрем, – говорю. – Мы будем драться. У меня есть – чем.

– Хорошо, – отвечает. – Драться – хорошо.

Но сказано это было, по-моему, не очень уверенно.

Эдит все это время слушала. Мне даже показалось, что она выводы делает – лицо у нее приятно выглядело, сосредоточенно. Казалось разумным. Но потом она сказала:

– Напрасно вы все-таки сюда притащили эту крысу, Марсэлл. У них тут какие-то грязные дела. И знаете, хоть они и говорящие, эти крысы, все равно…

Это с работающим-то дешифратором!

Мыш на нее посмотрел молча. И было совершенно непонятно, о чем он думает. У мышек оказалась не просто другая мимика – у них не оказалось никакой. Совершенно неподвижные мордочки. Без мимических мускулов. Мне пришлось долго выяснять, как они выражают свои эмоции – а до того только угадывать.

Я подумал, что Мыш рассердится или обидится. Не слишком-то мне это нравилось.

– Эдит, – говорю, – вы недопустимо грубо отзываетесь о разумном существе из мира, куда мы с вами, между прочим, без спроса свалились. Причем – о существе, которое нас пытается предупредить об опасности.

А она говорит язвительно:

– Марсэлл, у вас на борту есть крысоловки?

Я уже хотел рявкнуть, но тут Мыш пискнул:

– Самка, молчи. Большой, слушай.

Эдит хотела возмутиться насчет «самки», но я захлопнул ей рот ладонью. И прислушался.