Мышиный Король (СИ)

Он достал из своей папочки лист бумаги, что-то там написал и протянул Иноку.

– Ну ладно, – он посмотрел он на часы. – Пора заканчивать воспитательные беседы.

В полной тишине мужчины вышли из аудитории.  Опер без приглашения направился в директорский кабинет.

– А к вам, Василий Петрович, у меня будет еще пара вопросов.  Вы знакомы с Мамцуровым?  – прямо в лоб спросил Часовник.

Скрягин понял, что отпираться бесполезно:

– Да, мы вроде как-то встречались у общих знакомых.

– И у кого же? Когда конкретно?

Василию Петровичу ничего не оставалось, как рассказать про долг в десять тысяч долларов, который дальний родственник жены скостил ему месяц назад.

В глазах гостя загорелись желтые огоньки:

– Вот как? По нашим оперативным данным, за несколько минут до поджога в клуб привезли большую партию наркотиков. А в ходе пожара все сгорело – и у нас против Мамцурова теперь никаких улик. И знаете, почему? – понизив голос, поинтересовался он.  – А все потому,  что нам кто-то очень серьезно помешал. Вы меня хорошо понимаете, Василий Петрович?

Скрягин пожал плечами:

– А что я должен понимать, Максим Ильич? Что вы намекаете, будто это я  хотел избавиться от кредитора? И что с этой целью подговорил своих студентов устроить пожар в центре Москвы?  Ну и фантазия у вас! Прямо как у Гофмана.

– А откуда вы знаете Гофмана? – лицо капитана вытянулось. – Давайте отсюда поподробнее.

Скрягин хлопнул себя по ляжкам:

– Я вас не понимаю! Гофман – мой любимый писатель. Немец. Я его к слову вспомнил. У него в сказках разные чудеса происходят. Вот и вы мне сейчас про чудеса рассказываете.

Часовник смотрел на него, не мигая, минуты полторы, а потом достал из папочки два листка бумаги:

– Вот, подпишите здесь. А теперь тут. Это подписка о невыезде и  повестка. Явитесь ко мне завтра в четыре часа. Адрес указан.

Скрягин почувствовал, что превращается в Щелкунчика. Его нижняя челюсть совершенно одеревенела.

Гость аккуратно застегнул папочку на «молнию» и встал из-за стола:

– Не смею больше задерживать.

Директор колледжа вдруг спохватился и, еле двигая языком, с трудом произнес:

– А как же этот, Королев? Он же объяснил вам,  из-за чего Большова устроила поджог.

Гость уже взялся за дверную ручку:

– А-а, этот заика!  Да забудьте вы про него! У этого подростка  одни стрелялки на уме. А вот мы с вами, Василий Петрович, еще обязательно потолкуем по-взрослому. Сказочник вы наш!

                                               40

Капитану Часовнику надо было возвращаться на Маросейку, чтобы доложить о допросе, но он не спешил на службу. Выйдя на улицу, он глубоко вздохнул и прищурил глаза от яркого света. В скверике возле Колледжа сферы обслуживания уже во всю хозяйничала весна: деревья и кусты покрылись нежной зеленью,   грачи искали червей на свежевскопанной земле, гастарбайтеры красили урны, а ребятня каталась на самокатах.  Где-то вдалеке сгущались тучи, но здесь, над маленьким сквериком, светило апрельское солнышко.

У Часовника вдруг зачесалось в носу – то ли от первой пыльцы, то ли от солнечного света, то ли от ядреной краски. Он достал не слишком чистый носовой платок и промокнул набежавшую слезинку. У него, здорового молодого мужчины,  вдруг защемило сердце.  Из его кармана выпал сложенный вчетверо листок, который он нашел  в субботу на кухонном столе.

«Максим! Наш брак был большой ошибкой, которую пора исправить. Надеюсь, что ты не станешь возражать против развода. Мы уехали в Питер. Больше не звони мне. Я сама позабочусь о дочерях.»

Его бросила жена, и он только сейчас  понял, что уже ничего нельзя исправить.

Сначала, когда он только прочел эту записку, ему захотелось первым же рейсом лететь в Питер, но так устал после спецоперации, что побоялся попасть в аварию. Мобильник жены не отвечал, и он решил сначала отоспаться, и лишь после этого воссоединиться с семьей.

 Проспав три часа, он взглянул на сложившуюся ситуацию более трезво: сперва надо было нанять адвоката, а уж потом ехать в Питер. В понедельник утром капитан отправился на службу и совершенно выкинул свой семейный конфликт.

Еще утром он был полон уверенности в своей правоте, но услышав детский смех, понял,  что он больше никогда не сможет сводить своих дочек в театр. Теперь он нужен был только своей секретарше, которая уже несколько раз звонила ему, напоминая о себе. Сгорбившись, точно одинокий пенсионер, капитан  Часовник направился к своей «Мазде». Он старался думать  только о поджоге ночного клуба со смешным названием «Огонек».