Мысли

Хольм Фритц и Ганс Николь поднялись из травы и медленно пошли к палатке. Они двигались абсолютно бесшумно, будто бестелесные создания. Татаринов заметил, что оперативники ставят ноги не сверху вниз, а слегка проволакивают ступни вперед, но не касаясь при этом земли. Мелкие сучки таким образом отгребались в стороны, и толстенные подошвы ботинок тихо вставали на очищенный, болотистый, мягкий грунт.

— Ничего себе подготовка, — пробурчал себе под нос Татаринов. Оперативники тем временем остановились буквально в полуметре от входа в палатку, из которой слышался треск настраиваемого радиоприемника. Тусклый свет пробивался из щели между брезентовыми завесами входа.

«А теперь «Маяк» передает концерт для полуночников. Для тех, кто в пути», — раздался из приемника мягкий женский голос диктора.

— Оставь это, Звонарь. Сделай погромче, пока я схожу отлить…

Внутри палатки зашевелились. Звякнуло что то стеклянное.

— Осторожно, придурок, компот разобьешь! Прется, как боров.

Фритц и Николь слились с деревьями. Из палатки вылез один из охранников — тот, что был в желтой бейсбольной кепке. Он повесил автомат на шею и начал расстегивать ширинку, одновременно примеряясь к первому попавшемуся дереву.

Оперативники сработали молниеносно. Только хрустнули шейные позвонки да зашуршали по траве каблуки уволакиваемого в сторону тела. В тот момент, когда Фритц резко выворачивал голову боевика, приемник в палатке разразился песней:

Я буду долго гнать велосипед,
В глухих лугах его остановлю.
Нарву цветов и подарю букет
Той девушке, которую люблю…

«Люблю… ую, ую…» — слабо отозвалось лесное эхо. Совсем рядом заквакала потревоженная лягушка. Заворочалась в траве и мокро запрыгала подальше. Комаров стало столько, что Татаринов снимал их с лица одной сплошной жужжащей кашей. Манфред сочувственно улыбнулся, на его лице была тонкая противомоскитная сетка, спускавшаяся с верхнего обреза капюшона.

Тем временем, оставшийся внутри боевик сначала подпевал радиоприемнику, жутко фальшивя и заменяя некоторые слова песни на матерные, потом встревожился:

— Борисов, сколько можно ссать? Борисов, язык проглотил?

Звонарь высунулся из палатки, выставляя вперед дуло автомата.

Через доли секунды Фритц резко выдернул оружие из его рук, а Николь аккуратно ударил ребром ладони по вытянутой шее. Боевик крякнул и повалился лицом вниз.

— Все, — тихо сказал Ганс, обращаясь в сторону Фогельвейде.

— Я надеюсь, второй жив? — спросил Манфред, поднимаясь с земли и с удовольствием закуривая сигарету.

— Сейчас очухается. Будет говорить…

Все остальные, кроме Татаринова, тоже закурили, пряча в кулак огоньки сигарет. В палатке коптила керосиновая лампа, подвешенная на рыболовном крючке прямо за ткань к потолку.

На низком столике, сколоченном из старых плесневелых досок, стояли несколько начатых банок тушенки, открытый термос с дымящимся кофе, полбуханки белого хлеба и джем в стограммовых упаковках «Аэрофлота». На одеялах, рядом со столом, на которых, видимо, сидели караульные, валялась книжка Александра Дюма «Три мушкетера», две грязные подушки без наволочек и каталог «Отто», открытый на странице рекламы женского нижнего белья.

«… не поднимая глаз. Не улыбнется даже, ну и пусть…» — страдая, вывел приемник.

Манфред сел в глубине палатки, скрестив по турецки ноги. Откинул капюшон с сеткой, расстегнул до пояса абсолютно промокший комбинезон и, нагнувшись немного вперед, стал выжимать одежду прямо на страницу каталога с трусиками и бюстгальтерами:

— Ганс, постой снаружи, послушай… А этого давай сюда. Герр майор, садитесь поближе. — Фритц подхватил боевика, усадил перед фон Фогельвейде, а сам встал сзади, придерживая его безвольную голову за вихры.

— Чисто сработано… А что с тем, в кепке? — уселся рядом кагэбэшник.

У него несколько улучшилось настроение. В палатке комаров почти не было. Остро воняло протухшими арбузными корками и средством от кровососущих под безобидным названием «Машенька».

— Полгода с гипсом на шее ему обеспечено… — отозвался Фритц и похлопал своего боевика по небритым щекам. Тот приоткрыл один глаз и тут же закрыл обратно. Смотреть ему не очень то и хотелось. — Ну ну, не расслабляйся! — Фритц легонько стукнул его костяшкой пальца по переносице.

— У у, больно, гад! — живо отреагировал боевик.

— Имя, фамилия? — по русски начал Татаринов, рассматривая татуировки на руках захваченного.

— А вы кто? Ладно, и так вижу, пидоры позорные! — вяло ответил допрашиваемый, но Фритц, догадавшийся по интонации о смысле сказанного, сунул ему в нос уже всем кулаком. Боевик на несколько секунд выключился.

«А теперь, по заявке водителя междугородних рейсов из города Набережные Челны товарища Аджаметова, прозвучит песня в исполнении Аллы Пугачевой «Маэстро»».

— Итак? — Манфред выключил приемник.