Мысли и воспоминания

Итак, из-за того, что консул сообщил о событиях военного характера, частично трехмесячной давности, происходивших в сфере его наблюдения, и, между прочим, об известном генеральному штабу перемещении нескольких казачьих сотен к австрийской границе, надо было поднять тревогу в Австрии, угрожать России, готовиться к войне и отказаться от визита, о котором император объявил по собственной инициативе. А из-за того, что донесения консула поступили с опозданием, мне бросили implicite [подразумеваемый] упрек в государственной измене, в утайке фактов для сокрытия грозящей извне опасности. В немедленно представленном мною личном докладе я доказывал, что все донесения консула, которые не были представлены иностранным ведомством непосредственно императору, были без промедления направлены военному министру и генеральному штабу. Отослав этот доклад, я созвал вечером заседание министров (через несколько дней мой доклад вернулся обратно в иностранное ведомство без какой бы то ни было пометки на полях, следовательно, тяжелое обвинение не было взято обратно).

Я должен признать игрой случая, а история, быть может, назовет это роковым событием, что утром того же дня меня посетил прибывший ночью из Петербурга посол граф Павел Шувалов и заявил, что он уполномочен вступить в переговоры о некоторых договорных отношениях[82]. Эти переговоры вскоре прекратились, когда я перестал быть канцлером.

Я составил следующий проект заявления для оглашения на заседании министерства:

«Я сомневаюсь в том, могу ли я впредь нести возложенную на меня ответственность за политику императора, так как он не оказывает мне необходимого для этого содействия. Я был поражен тем, что окончательное решение относительно так называемого законодательства об охране труда его величество вынес совместно с Беттихером, не снесясь со мной и с государственным министерством; я выразил тогда опасение, что подобный образ действий во время выборов в рейхстаг вызовет волнение, возбудит несбыточные надежды и, при их невыполнимости, в конце концов подорвет престиж короны. Я надеялся, что контрпредставление государственного министерства побудит его величество к отказу от провозглашенных намерений, но я не встретил поддержки у моих коллег, а обнаружил, что мой ближайший заместитель, господин фон Беттихер, без моего ведома уже дал согласие на инициативу императора, и убедился, что многие из моих коллег считали целесообразным согласиться на это. Уже тогда я должен был усомниться в том, обладаю ли я еще, как президент государственного министерства, прочным авторитетом, необходимым для ответственного руководства всей политикой. Я узнал, что император договаривался теперь уже не только с отдельными господами министрами, но и с отдельными подчиненными мне советниками и другими чиновниками. В частности господин министр торговли, без предварительного согласования со мной, делал его величеству важные личные доклады. Поэтому я сообщил господину фон Берлепшу о неизвестном ему приказе от 8 сентября 1852 г., и, убедившись, что вообще не все министры, а в особенности мой заместитель господин фон Беттихер, помнят о приказе, я распорядился препроводить каждому копию, а в сопроводительном письме подчеркнул, что приказ относится только к тем личным докладам, целью которых являются изменения законодательства и существующих правовых отношений. Применяемый с надлежащим тактом, приказ в этом смысле содержит не более того, что необходимо для любого президента государственного министерства. Осведомленный кем-то об этом происшествии, его величество повелел мне, чтобы приказ был отменен. Я вынужден был уклониться от содействия этому.

В дальнейшем его величество проявил признаки недостаточного ко мне доверия, указав мне, что я не должен был без высочайшего разрешения принимать депутата Виндгорста. Сегодня я убедился в том, что не могу более представлять и внешнюю политику его величества. Несмотря на мое доверие к Тройственному союзу, я никогда не упускал из виду возможность его распада, потому что в Италии монархия не является прочной; согласию между Италией и Австрией угрожает ирредента; в Австрии только непоколебимость царствующего императора исключает перемену при его жизни, а позицию Венгрии никогда нельзя точно предвидеть. Поэтому я старался никогда не разрушать окончательно мост между нами и Россией». (Далее следует сообщение о собственноручной записке его величества относительно военных донесений консула.) «Я вообще не обязан представлять его величеству все донесения, но в данном случае я это сделал, отчасти непосредственно, отчасти через генеральный штаб. При моем доверии к миролюбивым намерениям императора России я не в состоянии проводить мероприятия, предписанные мне его величеством.