Мысли, которые нас выбирают. Почему одних захватывает безумие, а других вдохновение

В муках Плат пишет подруге, Элизабет Зигмунд: «Когда ты отдаешь кому-то все свое сердце, а он не хочет его принять, ты не можешь забрать сердце назад. Оно уходит навсегда». В дневнике, письмах и стихотворениях того времени Сильвия подробно описывает свое состояние: она словно пережила публичное унижение – вопросы от деревенских сплетниц или глумливые комментарии от представителей литературного мира Лондона. Она предвидела, что слава Хьюза будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь: ей никогда не избежать его новейших книг, последних наград и любовных увлечений. «Теперь я думаю, то, что я сумела родить детей и создать роман, напугало его – потому что он хотел бесплодную женщину, как его сестра и та женщина, которые не могут написать ничего, только восхищаться его творениями», – писала Плат, утешая сама себя.

Теперь она считала Хьюза своим жесточайшим конкурентом и решила соперничать с ним на его уровне. «Возможно, Тед гений, – писала Плат, – но я – интеллект. И мой интеллект не остановить». Она начала принимать таблетки от бессонницы, а в темные часы раннего утра, когда действие таблеток кончалось, садилась за стол и писала. (Ее акушерка давно предлагала использовать часы, когда дети еще спят, для стихов, вместо того чтобы без пользы крутиться в кровати.) Сама она характеризовала эти часы как время, когда ей больше всего грозила депрессия. Но именно тогда были созданы – часто по одному стихотворению в день – ее лучшие произведения.

К октябрю 1962 года Сильвия Плат написала двадцать пять великолепных стихотворений. Она описывала друзьям, как эти стихи рождались: строчки буквально взрывались, она даже и не предполагала, что такое возможно. В многочисленных письмах поэтесса объясняет, что она всегда верила в необходимость спокойной и стабильной домашней жизни, и ей казалось, что только в таких условиях она могла бы писать; однако теперь все низвергнуто в хаос, а она пишет, как никогда раньше, «словно домашняя жизнь душила меня».

Но жизнь в ускоренном темпе была для нее непереносимой. В последние недели жизни Сильвии Плат бурлящая энергия ее творчества иссякла и весь горизонт затянулся мрачными тучами неудач. Стремясь окончательно забыть Хьюза, поэтесса попыталась завести романтические отношения с близким другом, довольно влиятельным редактором. Поняв, что он избегает ее, Плат почувствовала себя еще более опустошенной. Роман «Под стеклянным колпаком», опубликованный в Англии в январе 1963 года, был отвергнут американским издателем, а первый сборник стихов Плат, вышедший в Соединенных Штатах, был принят прохладно. Замечательные, хотя и своеобразные, стихи отвергал один издатель за другим, и многие называли их «тревожными».

То, что я сумела родить детей и создать роман, напугало его – потому что он хотел бесплодную женщину, как его сестра и та женщина, которые не могут написать ничего, только восхищаться его творениями.

Между тем в Лондоне стояла самая холодная погода, какую только могли припомнить старожилы. Плат и ее дети постоянно хворали, а частые посещения Хьюза, который приходил проведать детей, сильно расстраивали поэтессу.

Последние четыре дня до смерти Плат провела в удрученном настроении. Она ругалась с няней своих детей, отношения с Хьюзом становились все более напряженными, и он угрожал привлечь Сильвию к суду за клевету. Поэтесса выздоравливала после тяжелого респираторного заболевания, а дети снова заболели гриппом. В начале февраля доктор поставил Плат диагноз «патологическая депрессия» и назначил лечение антидепрессантами. «Бесплодная» Ассия забеременела и несколько недель спустя сделала аборт. Неизвестно, узнала ли Плат перед смертью об этой беременности.

В одном из последних стихотворений Плат описывает свое неизбежное самоубийство:

Эта женщина уже совершенна.
На ее мертвом лице
Улыбка свершенья,
Иллюзия эллинской необходимости
Вплывает в свитки ее тоги,
Ее нагие ноги
И стопы, кажется, говорят:
Мы прошли долгий путь, он завершен.

Сойти с ума История В. Вулф

В 1941 году, когда Вирджиния Вулф свершила самоубийство, ей исполнилось пятьдесят девять лет, но ранее в ее жизни были по крайней мере еще две попытки. По словам племянника и биографа Вирджинии Квентина Белла, ужас перед сумасшествием не оставлял ее десятилетиями, возможно, с самого первого значительного срыва – в возрасте тринадцати лет, – вызванного смертью матери. «С этого момента и в дальнейшем, – пишет Белл, – она знала, что уже сходила с ума и может сойти с ума снова».