Мысли, которые нас выбирают. Почему одних захватывает безумие, а других вдохновение

Однако, несмотря на триумфальный успех, Уоллес никогда не испытывал истинного удовлетворения. Сначала у него были проблемы социальной адаптации в новом окружении, особенно потому, что новая жизнь отличалась от той, которую он знал дома. «Дэйв приехал из южной части Иллинойса, из обычной школы; он был небогат, а с нами учились парни, закончившие частные школы, например “Эндовер” или “Дирфилд Экедеми”, или происходившие из семей со “старыми деньгами”, из сердца южных штатов, или из Нью-Йорка, Бостона, или даже дети дипломатов из Вашингтона, – говорит один из соседей Уоллеса по комнате. – Они привыкли держаться сами по себе, свободно чувствовали себя с девушками и в социальном плане смотрелись знатоками в подобных ситуациях. Дэйв, очевидно, отлично видел все различия. И хотя эти студенты были весьма поверхностными, Дэвид чувствовал себя в меньшинстве. Я знаю, как неприятно ему было из-за этого».

Сам Уоллес признал это спустя много лет в интервью журналу «Амхерст»: «Я не входил в братство, не посещал вечеринки и вообще не сильно участвовал в жизни колледжа. У меня было несколько близких друзей, весь мой круг. Я все время учился. То есть буквально все время. Я был одним из тех людей, которые сидели в библиотеке Фроста до последней минуты в пятницу вечером, а утром в субботу, сразу после завтрака, уже были на ее ступенях в ожидании открытия. Существовала счастливая причина для такой учебы, а также печальная причина. Это был Амхерст с его большими надеждами, блестящими профессорами и авральными работами. Мне нравилось читать, писать и думать. Во многих смыслах я здесь стал живым. Но я все время боялся. Амхерст ужасал меня – своей красотой, традицией, элитностью и стоимостью».

Все это были проблемы, с которыми сталкивались многие первокурсники. Особенно подавляло Уоллеса растущее понимание того, что, несмотря на многообещающий блеск нового начинания, он не мог побороть свои прежние слабые стороны.

«Когда мы были детьми, ни у кого из нас не было дырок в зубах. У Дэвида появилась дырка в восьмом классе, и он просто испугался, – вспоминает сестра Уоллеса. – Я помню, он был ошеломлен от омерзения… Ведь он хотел быть самым лучшим во всем. Ему нравилось отделять себя от других людей, от всего, что считается нормальным. И это на самом деле обернулось тем, что иметь дырку в зубе неприемлемо. Дэвид любил рассказывать, как он отлично справился, не важно с чем. Это касалось всего подряд – от посещения дантиста: “Вот удивительный парень, у которого нет никаких дырок” – до самых лучших отметок в школе».

Уоллес рано столкнулся с дилеммой: нужно ли ставить такие высокие цели, которых он наверняка не достигнет? Грандиозные намерения должны были показать ему собственное превосходство, но вместо этого создали внутренне преставление о себе, которое сопровождало его всю жизнь: он не соответствует требованиям; его жизнь – обман; он неудачник. Самокритика в крайней степени – тень над всеми его устремлениями – постоянно подтачивала его.

Это настроение распространялось и на личную жизнь Уоллеса. Джеймс Уоллес объяснял: «Если кто-то говорил Дэвиду: “Я люблю тебя”, его реакция была следующей: “Я снова это сделал. Я обманул человека, который не увидел мои плохие стороны”». Тем не менее, плывя вверх по течению через потоки собственного неодобрения, Уоллес всегда надеялся на большее: больше достижений, больше признания, больше любви.

С самого юного возраста Уоллес решительно настроился произвести впечатление на родителей – двух высокоинтеллектуальных людей с собственными жесткими стандартами. Отец Уоллеса был ученым, который десятилетиями работал над очень сложными философскими проблемами. Салли была профессором английского языка в колледже Паркленд, штат Иллинойс, и твердой рукой вела домашнее хозяйство. Она любила играть в слова и обожала звучание определенных выражений. Кроме того, она была страстно увлечена грамматикой и в 1980 году написала книгу под названием «Практический английский безболезненно», предназначенную обучать грамматике и сочинению в легкой и веселой манере. Мать Уоллеса делилась с детьми своими интересами; Уоллес поддерживал ее с энтузиазмом. Дети придумывали розыгрыши друг для друга, играя со значением и написанием слов. «Когда Дэвид учился в старших классах, ему нравилось прийти домой и крикнуть мне: “Где мои родовые покровы? – которые также называют рубашкой”, – привела один такой пример Салли. – По-моему, он увлекался этим до самого отъезда в колледж».

«Он на самом деле ужасно хотел, чтобы родители им гордились, – рассказывает Эми о своем брате. – Он думал, что родители не ценили, каким умным он был».

Живительная надежда на то, что все станет по-другому в новом окружении, начала таять на втором году обучения в Амхерсте. Разум Уоллеса – всегда проницательный и быстрый – начал слегка успокаиваться на первом курсе, смущенный новизной обстановки и достигнутыми успехами. Однако, когда Уоллес вернулся к учебе осенью 1981 года, все вернулось на свои места.