Мысли, которые нас выбирают. Почему одних захватывает безумие, а других вдохновение

«Когда вы что-то говорили Уоллесу, он считывал не только прямой смысл ваших слов, но и коннотацию: какое намерение может стоять за словами, какой более глубокий эмоциональный подтекст? – рассказывает Уильям Деврие, один из профессоров, учивший Уоллеса в Амхерсте. – Я не думаю, что он воспринимал более осознанно свое физическое окружение, но скорее всего Уоллес был более чувствительным к обычным и эмоциональным аспектам человеческой деятельности и различных ситуаций… Вряд ли он размышлял над этим, скорее он видел эти более глубокие измерения. Так же как мы воспринимаем многозначные слова, а не их состав или буквы, он видел – моментально – социальное и эмоциональное значение действий человека».

Дэвиду нравилось отделять себя от других людей, от всего, что считается нормальным.

Как это описывает другой сосед Уоллеса по комнате: «У него был самый беспокойный ум, который я когда-либо встречал. Ум Дэвида работал в пять раз быстрее, чем у любого другого. Но проблема заключалась в том, что он не был в пять раз эффективнее. Просто работал быстрее. Его ум работал на ускоряющей передаче».

Привычки, которые когда-то приносили Уоллесу облегчение и удовлетворение, начали превращаться в проблемы. Например, употребление марихуаны, которое в свое время позволило ему «ослабить сверхбдительность и почувствовать себя комфортнее в собственной шкуре», как выразился Дэйв Колмар, теперь, похоже, вышло из-под контроля. Сначала Уоллес верил, что он нашел разумный путь для успокоения нервов; иногда его лучшие сочинения – Уоллес начал экспериментировать с беллетристикой на втором курсе – связывали с курением марихуаны. «Но это все, конечно, ложь, потому что контроль постепенно ускользал, – скажет позднее Уоллес в одном из интервью. – Это перестало быть привычкой – “Я так хочу”, но превратилось в нечто “Похоже, мне это необходимо”. Этакий внушительный сдвиг от “Мне чего-то хочется” до “Мне это нужно”».

Кроме того, желание Уоллеса впечатлить родителей, наряду с поощрениями, которые он получал от профессоров, теперь превратилось в обескураживающее чувство обязанности и страх перед неудачами: «Каждый миг бодрствования меня преследовала мысль о том, как выполнить задание наилучшим образом, и я пытался это делать» – так рассказывал Уоллес старому школьному другу об учебе в Амхерсте.

И как всегда, он не смог оправдать свои непомерные ожидания. «У меня не создалось впечатления, что Дэвид был настроен только на отличные оценки, – вспоминает один из его приятелей. – Не то чтобы он пытался хорошо выглядеть на бумаге и перейти на следующую ступень. Он был другим. Дэвид пытался соответствовать собственными стандартами и боролся против них, и эти стандарты были жестче, чем в колледже Амхерст. Он хотел решить проблему, пазл, который он сам создал, но это было невозможно по ряду причин».

К ноябрю своего второго года обучения у Уоллеса начались проблемы в повседневной деятельности. Он стал более тревожным, а затем начал зацикливаться на том, что казалось ему важным. Например, Уоллес очень сильно боялся потерять любимую ручку. Каждую ночь он вскакивал с кровати, едва заснув, чтобы проверить, лежит ли ручка в сумке. Это было примерно в то время, когда Уоллес, по словам Костелло, начал «принимать три кошмарные дозы» крепкого спиртного перед сном. «Он полностью разучился успокаиваться», – объясняет Костелло. В результате Уоллес стал отчаянно ломать голову над тем, как победить страх и восстановить контроль.

«Страх и сжимающиеся тиски тревожности, неспособность радоваться чему-либо или вообще видеть окружающее, замечать его – такие симптомы наблюдались у Дэйва, – говорит Костелло. – Я знал людей, страдавших от депрессии. Из них словно выпустили весь воздух, как из воздушного шара, и они просто не могли встать с кровати. Но что касается Дэйва, депрессия приняла форму бешеной, негативной энергии, которая неистово циркулировала по кругу. Двигатель Дэйва работал на экстремально повышенных оборотах, своего рода эмоциональный привод прочно сдерживался мощным интеллектом, не просто мощным – феноменальным».

«Вы могли почти физически ощущать страх Дэвида», – заметил один из друзей. – Он терроризировал сам себя. Было такое ощущение, что над ним довлеет чудовищный монстр – ощущение несостоятельности».

Уоллес видел, в кого он превращается или кем он был все это время. «Понимание, что ты можешь потерять разум, быстро и неизбежно. Я думаю, это пугало его больше всего, – говорит Костелло. – У него была скрытая тенденция, своего рода тайный “поворот не туда”. Он знал, как с этим справиться, как продолжать работать, ходить в колледж и прекрасно учиться, но Дэвид боялся, что тайный зверь выйдет наружу».

Уоллес упорно боролся с обоими представлениями – о том, что у него есть какой-то существенный дефект и что эту слабость следует скрывать от окружающих, скрывать весь остаток своей жизни.