Мысли о мире во время воздушного налета

Должна пояснить: мне, как и очень многим сегодня, не дают покоя вопросы. Даже по улице пройти не могу без того, чтобы замешкаться – пусть даже на середине мостовой – и вопросить: «Зачем?» Церкви, пабы, парламенты, магазины, громкоговорители, автомобили, гул самолета в облаках, мужчины и женщины – всё и вся вдохновляют на вопросы. Но что проку задавать вопросы себе? Вопрошать следует открыто и прилюдно. Однако главная помеха для открытого и прилюдного вопрошания – конечно же, богатство. Маленький скрюченный знак на конце вопросов – для богачей почему-то как нож острый; власть и богатство обрушивают на него всю свою мощь. Так что вопросы – эти деликатные, спонтанные и часто глупые вопросы – научились осмотрительно выбирать места. В атмосфере власти и преуспеяния, в каменных стенах, источенных столетиями, вопросы хиреют. На пороге редакций крупных газет вопросы мрут дюжинами. Оттуда они стараются ускользнуть в кварталы, не столь обласканные судьбой, не столь зажиточные, в кварталы, где люди бедны и, следовательно, ничего не могут дать, где люди бессильны и, следовательно, им нечего терять. И вот теперь вопросы, не дающие мне покоя, решили – к добру или к худу, – что их можно задать в «Лисистрате». Они сказали: «Мы не рассчитываем, что вы зададите нас „в…“ (и перечислили ряд наших самых авторитетных газет и еженедельников) „или в…“ (и перечислили ряд наших самых почтенных институций)». «Но слава небесам! – вскричали они. – Ведь женские колледжи бедны и молоды, правда? Они же находчивы и отважны, правда? Они берутся создать новую?..»

«Редактор запрещает феминизм», – сурово вмешалась я.

«Что такое феминизм?» – загомонили они единодушно, и, поскольку я замедлила с ответом, ко мне устремился новый вопрос: «Не кажется ли вам, что давно пора создать новую?..»

Но я оборвала их речи напоминанием, что в их распоряжении всего две тысячи слов. Они отошли в сторонку, посовещались между собой и, наконец, выдвинули требование: я должна поставить один-два вопроса из числа самых простых, самых безобидных, самых очевидных. Например, вопрос, непременно всплывающий в начале семестра, когда просветительские общества рассылают приглашения и университеты открывают свои двери: «Зачем читать лекции? Зачем слушать лекции?»