Постояв немного перед этой великолепной новой академией художеств, я мысленно представил себе нашу академию Екатерининского времени, постоянно перекрашиваемую то в красный, то в розовый цвет, и только здесь еще более оценил строгость стиля, гармоническое общее и, главное, простоту, эту верную примету истинно художественного произведения. Правда, это создание Кокоринова – лучшее, что у нас есть в Петербурге[65].
Музей в Венской академии большой. Есть превосходные Поль-Веронезы, посредственные Рубенсы и Вандики.
Из новых великолепные два – Андреас и Освальд Ахенбахи[66] и один Келлер[67], много копий плохих и много фальшивых оригиналов.
В академических классах манера преподавания старая, скучная, условная; учеников мало. Далеко им даже до нашей Академии. Я не говорю уже о нашей московской школе, которая могла бы служить образцом для всех европейских академий. У нас этому никто не поверит, надо божиться.
Я полюбопытствовал заглянуть в мастерские молодых художников – ой, как пусто и грустно!.. Как старо и безотрадно! Очевидно, тут нет жизни в искусстве. Искусства нет. В магазинах выставлены только олеографии в рамах да портреты, расписанные по фотографиям, точно у нас где-нибудь в Нижнем Новгороде. Тоскливо становится на душе от этого вкуса, от таких потребителей. А между тем какая выставлена прекрасная мебель в магазинах, какая керамика, какие бронзы! Но, конечно, все это из Парижа или копии по парижским моделям.