Мысли объ устройствѣ будущей Россiйской вооруженной силы

Въ Русской армiи требованiя, предъявленныя къ пѣхотѣ, оказались еще больше. Нѣкоторые указанiя можно почерпнуть изъ данныхъ, собранныхъ въ сентябрѣ 1917 г. въ нашихъ армiяхъ Румынскаго фронта и касающихся потерь въ офицерскомъ составѣ. Изъ этихъ данныхъ выясняется, что наши пѣхотные полки потеряли за кампанiи 1914, 15, 16 и 17 гг. по нѣсколько комплектовъ команднаго состава. Лишь въ немногихъ полкахъ потери офицерскаго состава убитыми и ранеными опускаются до 300 %, обыкновенно же достигаютъ 400 — 500 %. Потери въ артиллерiйскихъ бригадахъ за тотъ же срокъ не превосходили 40 %. Такимъ образомъ, потери офицерскаго состава въ пѣхотѣ превосходили таковыя же въ артиллерiи въ 10 разъ. Если даже учесть то обстоятельство, что въ Русской армiи % потерь въ командномъ составѣ всегда былъ больше, чѣмъ въ другихъ армiяхъ, все-таки мы можемъ утверждать, что и для русскаго фронта % общихъ потерь въ пѣхотѣ въ нѣсколько разъ превышаетъ % потерь другихъ родовъ войскъ.

Повышенныя требованiя доблести, которыя предъявляетъ современная война къ пѣхотѣ, заставляютъ удѣлить особое вниманiе повышенiю качественнаго состава этого рода войскъ. Между тѣмъ до войны у насъ пѣхота была заброшеннымъ дѣтищемъ. "Лучшiе люди отбирались въ другiе роды оружiя", — пишетъ генералъ В. М. Драгомировъ[35], - "раньше существовало даже распоряженiе о переводѣ въ пѣхоту негодныхъ элементовъ изъ другихъ родовъ оружiя. Признаваемый въ теорiи главнымъ родомъ оружiя, на практикѣ низводился до второстепеннаго значенiя. Все лучшее изъ него черпалось, все, если не худшее, то второстепенное туда назначалось. Это обстоятельство имѣло влiянiе на обученiе. Составъ солдатъ въ пѣхотѣ значительно отличался отъ состава остальныхъ войскъ".

Одной изъ причинъ подобнаго отношенiя къ пѣхотѣ было то, что она, какъ болѣе многолюдный родъ войскъ, требуетъ больше средствъ для проведенiя любой мѣры по улучшенiю ея состава. Другая причина та — что пѣхота по сравненiю съ другими родами войскъ представляетъ собой наиболѣе "сѣрый" родъ войскъ. Для того, чтобы не быть ошибочно понятымъ при употребленiи прилагательнаго "сѣрый", я приведу здѣсь чудную страницу изъ книги маiора Бувара, несомнѣнно отражающую въ себѣ мысли Маршала Петэна, этого маршала Францiи, вышедшаго изъ рядовъ пѣхоты.

"Пѣхотинецъ остается по-прежнему бойцомъ, призываемымъ къ индивидуальному подвигу, при этомъ, подвигу анонимному. Онъ человѣкъ, подвергающiйся во всѣхъ условiяхъ боевой жизни наибольшей усталости; нагруженный тяжелымъ мѣшкомъ, который, какъ напильникъ, подтачиваетъ его силы, онъ часъ за часомъ идетъ по безконечнымъ дорогамъ… это онъ съ полнымъ напряженiемъ своихъ нервовъ наблюдаетъ или сторожитъ противника. Это человѣкъ грязи Артуа и Шампаньи; это онъ работникъ, копающiй траншею, которая его спасетъ отъ смерти, но которая можетъ быть также послужить ему могилой. Онъ главная цѣль непрiятельской артиллерiи, становящейся все болѣе многочисленной и могущественной. Это тотъ человѣкъ, который въ часъ "Х" выйдетъ для того, чтобы открыто идти на пулеметъ и проволоку, зная какой прiемъ его ожидаетъ. Это онъ будетъ лежать тяжело-раненымъ вдали отъ возможной помощи, ожидая, когда смогутъ прибыть спасительныя носилки. Но это тоже онъ — убитый, который будетъ лежать безъ надмогильной плиты — бѣднымъ, жалкимъ, голубымъ (французская пѣхота имѣла защитную одежду голубого цвѣта) пятномъ "на безлюдномъ полѣ битвы" или висѣть какимъ-то истерзаннымъ обрывкомъ, зацѣпившимся на проволочныхъ загражденiяхъ…"

"Пѣхотинецъ болѣе, чѣмъ кто-либо другой подверженъ всѣмъ страданiямъ войны: физическимъ и, особенно, духовнымъ. Онъ живетъ въ самой гущѣ ужасовъ, кровавыхъ зрѣлищъ, агонiи, отчаянiя, и въ этой потрясающей обстановкѣ должны дѣйствовать люди съ нервами, ставшими болѣе чувствительными въ условiяхъ современной цивилизацiи".

"Въ награду эти люди не будутъ имѣть нравственной поддержки, которая дается упорядоченной работой локоть у локтя, подобно той, которая имѣетъ мѣсто у артиллеристовъ, обслуживающихъ свое орудiе; они не найдутъ тоже того возбужденiя, которое испытываетъ кавалеристъ, шенкелемъ поднимающiй коня; они не найдутъ также того упоенiя, которое испытываетъ авiаторъ, ищущiй воздушнаго поединка и личной славы. Пѣхотинецъ — это толпа, которая живетъ, страдаетъ, стремится впередъ, впадаетъ въ панику и отчаивается, дерется, умираетъ. Но все это, повторяемъ, анонимно, въ личной безвѣстности, самой славной, но и самой неблагодарной".

Во время войны къ пѣхотинцу наиболѣе примѣнимы слова "сѣрый герой" въ полномъ и въ то же время въ лучшемъ смыслѣ слова. Въ мирное время его работа, также лишенная блеска, присущаго другимъ родамъ войскъ, остается такой-же "сѣрой".