«Своей… мстительности. Ненавидеть неправильно. Человек творит зло только потому, что внешние обстоятельства нанесли ущерб его мозгу, в нем изначально не было ничего плохого. Я это понимаю – и все равно ненавижу».
«Телеков?»
«Нет, не телеков, – медленно говорил Шорн. – Я боюсь телеков, но это правильно, это здоровый страх. Я их уничтожаю вынужденно, чтобы выжить. Те, кого я на самом деле хочу убивать – для собственного удовольствия – люди, служащие телекам за деньги, продающие и предающие свою расу. – Он продолжал сжимать и разжимать кулаки. – Так мыслить нехорошо, нездорово».
«Ты придаешь слишком большое значение идеалам, Билл».
Шорн продолжал монотонно рассуждать: «Наша война – война муравьев против гигантов. У них вся власть, но они маячат перед глазами, мы их видим за версту. А мы – в муравейнике. Мы перебегаем на тридцать метров, смешиваемся с новой толпой и теряемся в ней. Безвестность – наше преимущество. Так что мы в безопасности – пока нас не опознает какой-нибудь муравей-Иуда и нас не вытащат из муравейника. Тогда нам конец – опускается каблук гигантского сапога, и бежать нам некуда. Мы…»
Девушка подняла руку: «Слушай!»
Голос из репродукционной полосы, протянутой под лепкой потолка, говорил: «Объявлено об убийстве заговорщиками-подрывниками телека, Форенса Ноллинруда, представителя посреднической комиссии. Убийца, Иэн Гескамп, суперинтендант проекта строительства стадиона в Лебяжьей Лощине, исчез. Ожидается, что, будучи задержан, он выдаст ряд сообщников».
Шорн молчал.
«Что с ним сделают, если его схватят? Передадут властям?»
Шорн кивнул: «Они объявили об убийстве. Если они намерены хотя бы притворяться, что соблюдают федеральные законы, им придется отдать его под суд. Как только телеки выпустят Гескампа из рук, однако, он умрет – какой-нибудь исключительно неприятной смертью. Это неизбежно. А затем начнутся так называемые „стихийные бедствия“. Еще какой-нибудь метеорит врежется в родной поселок Гескампа, что-нибудь в этом роде…»
«Почему ты улыбаешься?»
«Мне пришло в голову, что родной поселок Гескампа, Кобент, был в Лебяжьей Лощине. Его уже стерли с лица Земли. Но они придумают что-нибудь достаточно разрушительное, чтобы преподать урок – предупредить снова, что убийство телеков обходится очень дорого».
«Странно, что они вообще заботятся о соблюдении законов».
«Это означает, что они не хотят внезапных перемен. Каковы бы ни были запланированные преобразования, они хотят, чтобы они происходили постепенно и вызывали как можно меньше возмущений, чтобы им не пришлось особенно ломать голову над множеством мелких административных проблем, – Шорн нервно постукивал пальцами по столу. – Гескамп был славный малый. Хотел бы я знать, какое сообщение для меня оставили в гостинице».
«Если его схватят и накачают наркотиками, он сообщит твое имя и твой адрес. А если схватят тебя, ты станешь для них источником исключительно ценной информации».
«Не стану, пока могу крепко сжать зубы и раскусить капсулу с цианистым калием. Но меня интересует это сообщение. Если оно от Гескампа, ему нужна помощь – и нам следовало бы ему помочь. Он знает о митроксе под стадионом. Вопрос о взрывчатке может не возникнуть во время допроса, особенно если допрос ведется с применением наркотиков – но рисковать нельзя».
«Вдруг это западня?»
«Что ж… даже в этом случае мы кое-что узнали бы».
«Я могла бы получить сообщение», – с сомнением сказала девушка.
Шорн нахмурился.
«Нет, – поспешила прибавить она. – Я не имею в виду, что сама зайду в отель и попрошу мне его отдать, это было бы глупо. Но ты мог бы подписать доверенность, позволяющую предъявителю получить сообщение».
Девушка сказала подростку: «Очень важно, чтобы ты точно соблюдал указания».
«Да, барышня, я так и сделаю».
Паренек проехал по движущейся ленте до Башни Мармиона, седьмой и восьмой этажи которой занимал отель «Корт». Поднявшись на лифте до седьмого этажа, он тихонько подошел к прилавку регистратора: «Господин Шорн послал меня получить его почту». Он положил доверенность на прилавок.
Регистратор поколебался, беспокойно посмотрел по сторонам, но без лишних слов передал подростку конверт.
Паренек спустился на первый этаж, вышел на улицу, остановился и подождал. По всей видимости, за ним никто не следил. Он проехал по движущемуся тротуару на север, вдоль серых улиц Таррогата, повернул за угол и вскочил на скоростную ленту Восточного округа. Рядом по улице громыхали тяжелые грузовики и небольшие подводы, а иногда и колесные автомобили. Паренек заметил кратковременный перерыв в потоке движения, перешел на внешнюю медленную полосу и соскочил на неподвижное дорожное покрытие. Пробежав несколько шагов, чтобы сохранить равновесие, он быстро пересек улицу и, взойдя на пешеходную ленту, поехал в обратном направлении, постоянно оглядываясь через плечо. Никто за ним не увязался. Подросток проехал полтора километра до развилки скоростных полос и повернул на проспект Гранта, после чего соскочил на неподвижный тротуар, зашел за угол, остановился и выглянул из-за угла.
За ним никто не спешил.