Мыслитель Миров и другие рассказы

Из темноты, как розовый филин с пятнышками сажи на физиономии, выступил Серкумбрайт: «В полицейском управлении начнется переполох, как только они не смогут связаться с баржей».

«Телеки в павильоне „Глариэтта“ тоже разозлятся, как черти».

Шорн подсчитывал дни на пальцах: «Сегодня двадцать третье число. Девять дней до начала июня».

«Что произойдет первого числа?»

«Первая ежегодная телекинетическая Олимпиада состоится на новом стадионе в Лебяжьей Лощине. Тем временем – под восточным склоном горы Матиас есть заброшенный рудник. В оставшихся там вагончиках ночевали двести или триста горняков».

«Нас всего лишь пятьдесят человек…»

«Потребуются другие. Еще две сотни надежных людей. И чтобы не возникало недоразумений… – Шорн посмотрел вокруг, пытаясь обнаружить рыжего коротышку, считавшего, что разумность не поддавалась объективной оценке, – мы определим „надежность“ как стремление выжить и обеспечить выживание своей семьи, человеческой культуры и человеческих традиций».

«Достаточно широкое определение, – Терсби не возражал. – Оно удовлетворит большинство из нас. Но в практическом отношении – как будет производиться отбор?» – Шорн заметил в лунном свете, что брови полковника иронически поднялись.

«В практическом отношении, – ответил Шорн, – мы выберем тех людей, которые нам нравятся».

VIII

В воскресенье утром, первого июня, небо затянуло тучами. Клочья тумана висели по берегам Лебяжьей реки, струившейся по травянистой долине, петляя по новому извилистому руслу. С деревьев, покрытых конденсировавшейся влагой, то и дело падали холодные капли.

В восемь часов телек в роскошном лиловом, черном и белом наряде опустился из неба на верхний край стадиона. Как только он взглянул на тучи, в них образовался разрыв, подобный огромному шраму – разрыв быстро расширялся, разгоняя облака во все стороны.

Вскоре от горизонта до горизонта сияло безоблачное голубое небо, Солнце согревало Лебяжью Лощину безмятежными лучами.

Человек внимательно осмотрел стадион черными, бегающими глазами. В противоположном конце арены стоял полицейский в черной форме с золотыми нашивками. Телек перенес полицейского по воздуху и опустил рядом с собой на край стадиона.

«Доброе утро, сержант! Вы заметили что-нибудь подозрительное?»

«Ничего такого, господин Доминион».

«А что происходит под стадионом?»

«Не могу сказать. Я несу ответственность за внутренность арены. Прожекторы освещали ее всю ночь. Сюда и муха не пролетела бы без моего ведома».

«Хорошо, – Доминион снова обвел глазами огромную чашу арены. – Если сюда никто не пробрался до сих пор, посторонних сегодня не будет – на уровне земли нет ни одного входа».

Инквизитор опустился на поверхность арены, захватив с собой сержанта. Ему навстречу вышли еще два человека в черной униформе.

«Доброе утро! – приветствовал их Доминион. – Вы не заметили никаких нарушений?»

«Никаких, сударь. Здесь ничто не шелохнулось».

«Странно! – Доминион погладил бледный острый подбородок. – Под стадионом тоже ничего нет?»

«Ничего. Все чисто, даже гвоздь не валяется. Мы обыскали каждый уголок, каждую щель, вершок за вершком, до самого скального основания».

«Детекторы не срабатывали?»

«Нет, сударь. Даже если бы суслик прорылся под стадион, мы его заметили бы».

Доминион кивнул: «Возможно, сегодня действительно не будет никаких провокаций». Он продолжал поглаживать подбородок: «Интуиция редко меня подводит. Неважно, однако. Расставьте своих людей поперек верховьев и низовьев долины. И не позволяйте никому проходить. Никому, ни под каким предлогом. Вы меня слышите?»

«Да, господин Доминион».

«Хорошо».

Инквизитор взлетел обратно на край стадиона и стоял, разглядывая местность вокруг озаренной Солнцем бетонной чаши. Зеленела аккуратно подстриженная трава, кресла с цветной обивкой окружали поле кольцевыми полосами пастельных тонов.

Доминион направился по воздуху к стеклянной куполообразной рубке распорядителя, висевшей над полем на длинном прозрачном брусе и позволявшей обозревать все происходившее внизу. Инквизитор зашел в будку, уселся за стол и включил микрофон: «Раз… два… три». Он замолчал, прислушался. Эхо его голоса, доносившегося из репродукторов, установленных в ручках кресел, вернулось неразборчивым хриплым бормотанием.

Начали прибывать другие телеки, стремительно спускавшиеся с неба, как блестящие яркие птицы, и занимавшие места, купаясь в солнечных лучах. Мимо них проплывали подносы с закусками и напитками; они прихлебывали фруктовые соки и чай, жевали мятное печенье.