Обернувшись через плечо, я ничего не заметил. Но когда я взглянул вниз, на луг, мне показалось, что по нему сновали какие-то тени. Вглядываясь в сумрак, однако, я не смог их толком рассмотреть.
Я разобрал пирамидку, отбрасывая камни в сторону. Под ней ничего не было.
На земле можно было различить – с трудом – контуры треугольника со сторонами примерно метровой длины. Я отошел на пару шагов. Ничто на свете не заставило бы меня копать эту землю.
Солнце исчезало. На фоне закатного послесвечения на юге и на севере уже пролегли винно-черные тени: теперь солнце двигалось с поразительной быстротой. Что это за солнце, торчащее месяцами посреди неба, а потом поспешно ныряющее за горизонт?
Я спешил вниз по склону, но мрак настигал меня. Багряное солнце пропало, на западном небосклоне остался только жалкий намек на вечернее зарево. Я споткнулся и упал; при этом я взглянул на восток. Оттуда струился и становился все сильнее зодиакальный свет – появился сияющий голубой треугольник.
Продолжая стоять на четвереньках, я наблюдал за тем, как над горизонтом поднимался горб ярко-голубой окружности. Уже через несколько секунд ландшафт озарился нахлынувшим потоком сапфирового света. Всходило новое, пылающее, темно-синее солнце.
Мир остался прежним, но при этом полностью изменился. Там, где мои глаза привыкли замечать оттенки красного, теперь я видел всевозможные разновидности синего.
Когда я вернулся на луг, ветер доносил до ушей новые звуки: радостные последовательности аккордов, в которых почти угадывалась мелодия. Некоторое время я развлекался, слушая ветер, после чего мне показалось, что я вижу в завихрениях тумана, в последнее время часто наплывавших на луг, какие-то танцующие движения.
Забравшись в шлюпку, я заснул в состоянии, которое можно назвать исключительно странным.
Часто моргая, я выбрался из шлюпки и оказался в поразительном мире. Я прислушался. Конечно, это была музыка – едва слышная шепчущая музыка, прилетавшая с ветерком подобно душистому аромату.
Я спустился к озеру, ярко-синему, как кобальтовый краситель, который недаром называют «синью».
Музыка становилась громче – я уже мог уловить отрывки мелодии: оживленные танцевальные фразы, проносившиеся подобно обрывкам блестящей цветной фольги в густом потоке.
Я зажал уши руками – если у меня начались галлюцинации, музыка не должна была исчезнуть. Звуки стали тише, но не пропали полностью – так что моя проверка не дала однозначных результатов. Но я чувствовал, что музыка существовала извне. А там, где была музыка, должны были быть музыканты… Подбежав к берегу озера, я закричал: «Эй, там!»
Над озером ко мне вернулось эхо: «Эй, там!»
Музыка затихла на несколько секунд – так, как хор кузнечиков смолкает, потревоженный падением камешка – но постепенно я снова ее услышал: далекую перекличку «серебряных труб сказочной страны эльфов».
А затем музыка постепенно стала неуловимой, и я перестал ее слышать. Я стоял, опустив плечи, в голубых лучах нового солнца, один на лугу.
Сполоснув лицо в озерной воде, я вернулся к спасательной шлюпке и снова передал сигналы SOS.
Возможно, синий день короче красного – не могу сказать с уверенностью, у меня нет часов. Но желание понять, откуда и почему исходит музыка, будоражило меня, и синий день показался не таким долгим.
Мне так и не удалось заметить никаких музыкантов. Может быть, звуки исходили от деревьев? Или их издавали некие прозрачные цикады, незаметные среди ветвей?
Однажды я взглянул на озеро и – чудо из чудес! – на другом берегу раскинулся пестрый, радостный город. Сперва я застыл, ошеломленный, но тут же подбежал к самому краю воды и уставился на это зрелище так, будто никогда в жизни не видел ничего прекраснее.
Бледные шелковые полотнища покачивались и развевались на ветру – павильоны, шатры, фантастические сооружения… Кто были их обитатели? Я зашел в озеро по колено, у меня перехватило дыхание, я еле дышал; казалось, что я вижу какие-то мелькающие фигуры.
Как безумный, я побежал по берегу вокруг озера. Растения с бледно-голубыми соцветиями крошились под ногами, я оставлял за собой борозду, как слон, прогулявшийся по поросли хрупких тростников.
Когда я примчался, вспотев и задыхаясь, на берег, противоположный моему лугу, что я нашел? Ничего. Город исчез, как сон, как утренний туман, сметенный порывом ветра. Я присел на камень. На мгновение отчетливо послышалась музыка – словно кто-то открыл дверь в концертный зал и тут же закрыл ее.
Я вскочил на ноги. Вокруг не было ничего необычного. Я взглянул назад – на тот берег озера, откуда я прибежал. Там – на моем лугу – кружились и сновали, как поденки над поверхностью пруда, полупрозрачные фигуры.
Когда я вернулся, на лугу никого не было. На противоположном берегу озера тоже ничего не было.