Мысы Ледовитого напоминают

Что же заставило командира порушить с таким трудом найденное равновесие? Обида за экспедицию, которую Толль явно собирался бросить, или ещё что-то? Не знаю. Одно ясно: Коломейцев спас экспедицию, на полтора года отсрочив развал, вызванный в 1902 году уходом Толля на остров Беннета. Сколь крепкие выражения ему пришлось применить, мы не знаем, но в той или иной форме речь должна была идти о дезертирстве. Разумеется, такого посягательства на свои права и честь Толль простить не мог, и участь Коломейцева была решена.

Академический архив сохранил запись, которую историк Дмитрий Пинхенсон изложил следующим образом: Толль пришёл к выводу,

«что лейтенант Коломейцев не обладает достаточной выдержкой, пониманием своих обязанностей в полярных условиях, любовью к делу и симпатией к научным целям экспедиции…. Ввиду этого, опасаясь печальных для дела последствий трений с командиром судна, Толль и решил отстранить Коломейцева от этой должности»[194].

Через 20 лет другой историк напомнил о том же немного иначе: отметил «психологическую несовместимость» начальников, причем, по его мнению,

«Коломейцев был отличным моряком, но обладал твёрдым и неуступчивым характером. Толль для пользы дела решил от него избавиться»[195].

Предлогом для изгнания послужил «угольный вопрос», самим же Коломейцевым поднятый. Состоял он в том, хватит ли «Заре» угля для дальнейшего плаванья или же надо просить Академию финансировать очень дорогое дело — присылку угля. Коломейцев подсчитал, что уже истрачено почти 2/3 угля, а это значило, что его хватит только «до земли Санникова, затем до острова Котельного, но не до Берингова пролива», т. е. не для возвращения. По мнению Колчака, этот «пессимистичный взгляд на расход топлива был преувеличен», но Толля он привёл в беспокойство. Сперва он ограничился планами экономии угля[196] и письмом с просьбой прислать уголь на о. Котельный, но после демарша Коломейцева стал говорить совсем иначе. Поведение командира не было теперь для Толля ни милым, ни благоразумным. Теперь его занимал «угольный вопрос», но не уголь, судно осталось и без командира, и без угля, экспедиция была загублена[197].

Ступайте в никуда

Формально Коломейцев был командирован для устройства складов угля, но все понимали, что дело не в этом. Бегичев вспоминал:

«Как-то нам… не верилось, зачем… уголь на Диксон и прочее, а оказалось, что барон Толль не мог жить с командиром».

К сожалению, до сих пор историки продолжают писать необдуманно. Например:

«Командиром шхуны был назначен Матисен. Дело в том, что суеверный Коломейцев запрещал Толлю заходить в судовую рубку, считая, что у того „чёрный глаз“ и с судном что-нибудь вечно случается при его появлении. Такие размолвки осложняли работу экспедиции в целом, и Толль принял решение о замене командира» [Синюков, с. 97].

Этот эпизод с рубкой — пример предельно натянутых отношений, но, разумеется, не их причина. Ведь авторы таких фраз, как приведённая, прекрасно знают, как было дело в действительности, и охотно описывают истину, но — в устных беседах.

А вот в печати принято иначе: прошлое должно выглядеть величественно. И не в Толле дело, да и не в освоении Арктики. Так вообще принято писать историю.

Когда прощались, Коломейцев со всеми обнялся, один барон протянул ему руку. Через несколько дней Коломейцев и Расторгуев вернулись, не найдя в темноте полярной ночи дорогу. Стало ясно, что карта негодна[198], но и это не отрезвило Толля — он снова послал их, притом тем же путем, то есть в никуда.

Это уже было прямое и сознательное (если считать Толля вменяемым) преступление. Разумеется, несчастные путники снова вернулись, притом еле живые, но Толль отослал их в третий раз — теперь не на восток, не на Нижнюю Таймыру, а на запад, на Енисей. Вот как вспоминал это Бегичев: