Мысы Ледовитого напоминают

В этом отношении мне повезло. Судьба подарила 20 лет работы на Чукотке — в самых разных ее уголках, на суше и на море. Пришлось поездить и по Аляске. А подготовка комплексной монографии «Чукотка», завершившая эти два десятилетия, заставила проанализировать огромное количество научного материала и многое переосмыслить заново.

Попробуем проанализировать известные данные и материалы историков по плаванию Дежнева с позиций реальных природных условий Чукоткиⁱ. При этом выявляется ряд недоразумений и заблуждений историков, происходящих либо от чрезмерного восхищения, либо от скептицизма по поводу этого плавания.

Исследователи, более подверженные восхищению, сходятся в одном: плавание С. Дежнева было, скорее всего, единственным удачным на полтора века вперед, так как только в 1648 г. сложилась удивительно благоприятная ледовая обстановка.ⁱⁱ

Действительно, из якутских документов, опубликованных в 1951 г. (3), явствует, что Афанасий Андреев и Бессон Астафьев не смогли пройти на восток от Колымы в 1646 г., сам Семен Иванович — в 1647 г., Михайло Стадухин — в 1649 г., и только единственный раз, в 1648 г., попытка оказалась успешной. Видимо, из этих трех неудачных и одной удачной попытки и пошла знаменитая фраза, кочующая из документа в документ, начиная с Чертежной росписи 1667 г.: «… как бывает, что льды перепустят, и до того камени парусами добегают об одно лето; а как льды не пустят, и по три года доходят» (5).

По сути, с этими текстами XVII века можно только согласиться. Однако заметим, что исторически не известно ни одной реальной экспедиции, которая бы три года добиралась до «Носа». Бывало проще: «как льды не пустят» (главной преградой является Айонский ледовый массив, начинающийся в 200–300 км от Колымы), сразу возвращались. В тексте Чертежной росписи более верен иносказательный смысл — на 1 удачную экспедицию в 1646–1649 гг. пришлось 3 неудачных.^iii.

Однако затем, в XVIII веке, практически все известные нам экспедиции уже были неудачными. Первым после Дежнева, чей проход за Шелагский мыс был документально зафиксирован, был Шалауров в 1764 r.^iv, но и он не дошел даже до м. Шмидта^v. В 1778 г. Джеймс Кук не прошел этот же мыс с востока. В 1787 г. за 4 недели борьбы со льдами Биллингс и Сарычев смогли дойти от Колымы только до м. Баранов. В литературе XVIII века имеется и много свидетельств от чукчей, утверждавших, что по северным морям морские походы невозможны даже на легких парусных байдарах.

Так как же тогда смогли пройти С. Дежнев и его товарищи?

Для ответа на этот вопрос необходим анализ необычайно динамичной, и, пожалуй, самой сложной во всей Арктике ледовой и общей навигационной обстановки у северных берегов Чукотки.

Во-первых, Восточно-Сибирское и Чукотское моря очень мелкие. По существу, это совсем молодые термокарстовые бассейны, сформированные всего 6–7 тыс. лет назад после таяния сильнольдистой реликтовой тундры. Практически везде под дном морей сохранилась многолетняя мерзлота. А глубины и в 100 км от берега редко превосходят 30–40 м. Даже для всего Восточно-Сибирского моря средняя глубина — всего 66 м. (8). Здесь нет устойчивых течений, и ледовая обстановка крайне изменчива. В первой половине лета она во многом определяется стамухами — сидящими на мели торосами. При благоприятных условиях образуются целые цепи стамух, сидящие на определенной изобате (6–8, реже до 20 м.), играющие для плавучих льдов роль дамбы. Между этой дамбой и берегом в начале лета бывает чистая вода, по которой можно идти, как по обводным каналам Белого, Онежского или Ладожского озер. Однако если сразу выйти в море в устье крупной реки, где стамух нет — скажем, с бара Колымы, то обратно попасть за стамухи очень трудно — к северу от них всегда набивается много плавучих льдов.

Как явствует из отписок русских мореходов середины XVII века, совершивших только между Леной и Колымой сотни рейсов, они прекрасно знали эту гидрографическую особенность. На восток от Колымы первый же поход И. Игнатьева и С. Алексеева в 1646 г. был «по зальду, подле Камени». С затиханием судоходства к концу века эта поморская хитрость оказалась забытой. Поэтому, например, для И. Козыревского в 1728 г. вновь встал вопрос возможности выхода из Лены на восток^vi. Но он разведывал его традиционно, промерами: искал большие глубины для больших кораблей типа своего «Эверса». А ведь глубины-то тут — не самое главное.