Мысы Ледовитого напоминают

Не знаю, целиком ли он разорился, но достоверно, что с ватагой он заключил примечательный договор, где обещал им (в основном, беглым и «инородцам», не вложившим в дело ни гроша) половину будущей прибыли. В Чаунской губе, писал он, множество моржей и даже китов. (Почему он ничего не добыл, неясно — возможно, добыл, где-то продал, растратил выручку и скрыл ее, не имея денег платить десятину.) Его спутник Филип Вертлюгов (видимо, ссыльный разжалованный мичман) составил первую карту берега от устья Колымы до Шелагского, причем берег «изображен с геодезической верностью, делающей немалую честь сочинителю» [Врангель, 1948, с. 76].

Шалауров обернулся в Москву и обратно за неполных два года, и это поразительно до нереальности, но это было. Помогло ему, кроме удивительных его качеств, то, что сибирский губернатор, уже известный нам Соймонов, сам собирался в Москву и взял необыкновенного купца, коего оценил, с собой. В молодости он сделал всё, что мог, для прекращения ВСЭ и теперь, в старости, делал всё, что мог, для обратного. Соймонов привел Шалаурова в Московскую контору Сената, отчего дело было решено сразу же. Получив указ и деньги, купец молниеносно вернулся в Нижнеколымск и сумел не упустить лето, хотя был мучим болезнью и местными чиновниками. Едва живой и в особо холодный год (см. ниже, графики на с. 363), он не имел шансов спастись.

Последним походом, где погиб (конец 1764 г.), Шалауров руководил сам, и на восток он проплыл дальше, чем кто-либо до Норденшельда. О Дежневе и других нет ясных свидетельств пребывания восточнее мыса Аачим, а Шалауров там оставил избу. Потому нельзя его забывать.

Еще одна причина помнить Шалаурова та, что он кое в чем антипод Дежнева: «встречь солнцу» шел не по наказу и не за выгодой, а влекомый страстью, деньги не сдавал в рост (чем баловался Дежнев), а тратил на дело жизни, никого не грабил и не убивал. При Дежневе еще регулярно плавали из Лены в Колыму, а значит, были и мастера-мореходы, в годы же Шалаурова не плавали (это пробовал за 20 лет до него Дмитрий Лаптев, опытнейший морской офицер, и без успеха).

Да, зимний поход Дежнева с арктического берега в чаунский стан замечателен, но тот попал туда «неволею» и спасался, а Шалауров попал в то же самое место по своей неуёмной воле.

Да, время уже было новое, не столь злое, но именно он был в Арктике его пионером. Короче, оба яркие личности, но Дежнев был среди первопроходцев как все, а Шалауров — как никто.

Вот, по-моему, кому нужно ставить памятники во всех смыслах слова. Но видим мы совсем другое: лишь одного Дежнева знают все — благодаря дремуче старинной выдумке Миллера.

* * *

Вот как обычно пишущие упоминают критиков миллеровой версии [Полевой, 1993, с. 40]:

«А. И. Алексеев попытался совсем в духе Словцова и Голдера уверить голословно, что Рубец будто смог попасть с Колымы на Анадырскую коргу по какому-то особому пути по внутренним рекам, минуя Анадырский острог».

Что утверждали данные авторы, не сказано, работа Алексеева не указана, и ее мне найти не удалось (историк Дальнего Востока Ал-др Ив. Алексеев имел около 350 работ). О книгах Голдера и Словцова см. в тексте Очерка, а здесь предлагаю недавнюю статью на ту же тему (и того же, что у Б. П. Полевого, стиля, но грубее). К сожалению, вся она — образец метода обратной эвристики (о ней см. Очерк 3, п. 5), поэтому ничего нового в защищаемую им официальную версию автор внести не смог. Однако она внимательнее других к обстоятельствам плавания Дежнева и потому может дать исследователям новый материал для реконструкции его похода. Вот ее текст.

Шмакин В. Б. Историко-географические обстоятельства плавания Семена Дежнева // Устюжане в Сибири, на Дальнем Востоке и в Русской Америке. XVII–I пол. XIX в.в. — Вел. Устюг, 1998[425]

На протяжении трех веков не утихают споры вокруг героического плавания наших земляков Семена Дежнева, Федота (Алексеева) Попова и Герасима Анкудинова (Анкидинова). В конце XX века трудно себе представить, что такое грандиозное плавание в ледовитых морях могли совершить небольшие суда с плохим парусным вооружением. Подвиг Дежнева настолько велик, что многим кажется чем-то почти мифическим. И это вызывает две крайности в его оценках — либо восхищение, либо скептицизм. Кроме того, одностороннее или просто слабое представление о природных условиях Чукотки в совокупности со скудостью отписок Дежнева дало почву для многих заблуждений исследователей. Так, историки недостаточно знают море вообще и особенности гидрографии трех морей, омывающих Чукотку, в частности. Моряки и гидрографы плохо представляют себе, что находится за береговой чертой и условия путешествий по внутренним частям Чукотки.

Мыс Шалаурова Изба