Мысы Ледовитого напоминают

От Петра же остался на Балтике огромный военный флот: 36 линейных кораблей, 16 фрегатов, 70 галер и более 200 иных судов (НБЕ, т. 4, стл. 884). Он изгнал Швецию из числа тогдашних великих держав, но для блага России требовалось иное — только выход на Балтику. Он состоялся бы в те годы при любом активном правителе (например, при Софье), и для удержания позиции флот был нужен, но лишь тот, что достаточен для обороны и торговли. Пётр, однако, думал иначе:

«Новый флот уже мог сражаться с противником, но царя охватил кораблестроительный азарт — ведь он был корабельным плотником. Была развёрнута огромная программа по строительству парусных гигантов… но они строились в спешке, с нарушением технологии, из сырого леса. К 1720 году Россия имела 31 линейный корабль, а Швеция только 11 […] Через несколько лет после смерти Петра… корабли вышли из строя — попросту сгнили» [Нефёдов, с. 112].

К тому же флот был заперт в тесной Балтике и основная его часть сгнила, как и «Орёл», без употребления. Так, при Анне Иоанновне в 1733 году числилось 37 линейных кораблей, но воевать со Швецией смогло из них 16 (см. Очерк 4). Галер было очень много, но 3 наличных галерных роты могли обеспечить гребцами всего 3 галеры [П-2, с. 335] (при Петре же преобладали гребцы-каторжане, быстро погибавшие; их поставляли непрестанные уголовные и политические процессы — это похоже на сталинские великие стройки). А ведь для строительства этого флота Пётр оставил Россию без строевого леса. Подробнее см. [Длуголенский; Казаков; Петрухинцев].

Что касается черноморского флота, то для его постройки были начисто вырублены миллионы десятин леса — во сто раз больше, чем требовалось. Южные леса вообще исчезли, уступив рукотворной степи, в каковой юг России с тех пор и живёт, а реки Воронеж и Дон были забиты гниющими брёвнами, мешавшими судоходству ещё и через 250 лет [Казаков]. Сам же черноморский флот и его базы Петру пришлось в 1711 году приказать уничтожить, чтобы спасти самого себя от плена в ходе Прутской катастрофы.

Когда мне эти сведения попали в руки, поначалу не верилось: слишком велика нелепость, слишком велика Россия — так быстро леса не изведёшь. Но занятия историей ВСЭ (о ней см. Очерк 4), убедили, что всё, увы, верно. Так, например, через семь лет после смерти Петра I, в Петербурге собралась Воинская Морская комиссия и пришла к выводу:

«А самых больших кораблей нам строить трудно, понеже лесу для строения больших кораблей в здешнем государстве не слишком довольно» [П-1].

И сформулировал этот вывод (русским стыдно слушать) англичанин — вице-адмирал Томас Сандерс. То есть: в маленькой Англии леса для огромного флота хватает, а в огромной России нет. Действительно, корабельного леса в северо-западной, средней и южной России почти не осталось, и флот пришлось ограничить средними и малыми кораблями, а само строительство перенести в Архангельск, заброшенный, кстати, тоже по указу Петра [П-1, с 19]. Там можно было использовать лиственницы вместо дубов, почти нацело уничтоженных в Эстонии и средней России действиями царя-реформатора. Дубовые рощи остались за Волгой, в Казанской губернии, а наладить перевозку брёвен на Балтику в должном количестве, к счастью, так и не удалось.

Флот гражданский

Кроме военных, появилось при Петре множество увеселительных судов для знати (одним из них позже командовал Челюскин в чине мичмана), зато торговый и промысловый флоты пришли в упадок. Трудно сказать, что нанесло им больше зла — повальная мобилизация моряков в военный флот, принудительное соединение судовладельцев в «кумпанства» или запрет плавать на обычных русских судах[68]. Особой бедой Севера был запрет внешней торговли через Архангельск. Хотя многие свои нелепые указы Пётр вынужден был отменять, хотя продолжали их отменять и его преемники, но разгром гражданского флота состоялся и преодолён был лишь через полвека, при Екатерине II.

Торгового флота Пётр не создал вовсе. Прочесть об этом нелегко, поскольку приходится вычитывать факты реальной истории в потоке восхвалений, какие поют Петру за создание им торгового флота. Еще 140 лет назад историк северного флота Степан Огородников начал с восхищения:

«всеобъемлющему уму Петра Великого предоставлено было дать России и русской торговле направление блистательно прочное» [Огородников, с. 15–16],