МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе

– Везде сказано, что Бог сотворил человека по образу и подобию своему. Ты знаешь, что это значит? Это значит, что у Бога тоже есть голова, волосы, кровь… Но ведь не может быть так, чтобы у Бога были одновременно и fucker и cunt, если он совсем как человек? Значит, он и не человек вовсе. Значит, у него есть все эти органы, и они подобны человеческим, но не выглядят в точности так, как у человека. И Бог должен быть огромен, потому что из него выходим все мы и все мы в него уходим, вновь становясь его частью. Он нас творит, поэтому он творец. Он регулирует наше количество, он позволяет нам не более того, на что мы можем рассчитывать. Знаешь, кто такой Бог-Творец или Бог-Отец? Это Земля! Да-да! Земля живая и подобна человеку. У нее есть сердце – это ее ядро, есть кровь – это нефть, есть волосы – это леса, есть вода – это реки и озера, есть моча – это соленые моря и океаны, есть кал – это магма, есть вулканы, которые ее извергают, – это анус земли, есть Израиль, и если верить Джойсу, то Израиль – это древняя пизда земли, из которой вышли первые люди. А раз есть пизда, то есть и fucker, и это какой-нибудь Эверест. Земля творит нас по образу своему и подобию, и у Земли, конечно же, есть душа – это ноосфера, ее невидимая оболочка, о которой говорил Вернадский. Все души входят в нового человека оттуда, из ноосферы, и возвращаются туда же, когда тело человека умирает, чтобы потом вселиться в нового человека, – и так без конца. Земля только регулирует наше количество, мы для нее как цирюльник, который отворяет больному кровь и сбрасывает ему давление. Земле нужно, чтобы мы отсасывали ее старую кровь – нефть, и число людей, которые эту нефть потребляют, растет. Земля не любит нас и не ненавидит, у нее нет эмоций. Просто ей надо, чтобы мы обеспечивали ее потребности. Земля, которая нас рожает, – огромное эгоистическое существо, которое передает нам свой эгоизм по наследству. Поэтому все мы такие эгоисты. Эгоизм породил все наши эмоции, в том числе любовь и злобу. В ком-то больше любви, в ком-то зла. Люди придумали себе разные мифы, в том числе миф о Боге на небесах и Сатане, который залупался на бога потому, что бог был его начальником, а начальников всегда недолюбливают, и вот Бог скинул Сатану с неба, и тот стал альтернативным богом. Чушь собачья! Земле самой решать, что причинить людям – добро или зло. Никто, никакой дьявол ею не может управлять! Земля дарует щедрый урожай или, наоборот, насылает голод. Урожай – добро, голод – зло, значит, земля, то есть Бог-Творец, он и злой и добрый одновременно. А раз это так, а это, блядь, именно так, то зачем нужен Сатана, который якобы отец зла и его повелитель? Бог сочетает в себе и зло, и добро, просто иногда находятся идеалисты, которые верят в то, чего нет на самом деле, то есть в доброту людей. Но ведь человек – подобие божие, значит, он не может быть только добрым? А идеалисты считают, что может. Я знаю только одного такого идеалиста – это Иисус, который за свою веру и за веру в добро людей предал себя смерти на кресте. И я верю в него, и я понимаю его, но я никогда не буду верить в то, во что верил он, одновременно с этим веря в него. Понимаешь, какая парадоксальная хуйня? Веря в Иисуса, не верить в людей! Нельзя верить в людей потому, что они подобны земле, от которой не знаешь, чего ожидать. А в Иисуса можно, потому что он был одним-единственным совершенным идеалистом на земле, и мне очень хочется верить в то, что он когда-нибудь придет вновь, и если мне совсем уж повезет, то я увижу того, кто готов вновь увидеть в людях то, чего в них никогда не может быть. А что касается Сатаны, то я готов тебе сказать, что он такое.

– И что же? – тихо спросила она.

– Сатана – это сгусток человеческого страха. Боятся все, поэтому Сатана почти существует. Он есть лишь для того, кто боится. Ты боишься, значит, ты продолжаешь верить в Сатану. Недаром Иисус сказал, что самым тяжким пороком человечества он считает трусость. Он имел в виду как раз отношения труса и Сатаны, ведь трус верит в то, чего он боится, следовательно, верит в Сатану. Скажи мне, ты все еще боишься?

Она промолчала.

4