Прообраз архитектурных форм дома Разумовского, которые получили развитие в строительстве московских особняков, а в частности разрушенного в 1941 году бывш. дома Гагарина на Новинском бульваре, можно найти в деревянном доме конца XVIII века в Митине. Дома в Митине и Разумовского в Москве фланкировались легкими портиками со спаренными колоннами и акцентировались большим арочным проемом в центре над общим для портиков и дома карнизом. Подобный прием Львов использовал в одном из вариантов проекта Кремлевского дворца и осуществил в конном дворе в том же Митине.
Характерным для творчества Львова примером сочетания деревянных и каменных конструкций является церковь в Мурине. Верхняя деревянная часть - колокольня увенчана двенадцатиколонной коринфского ордера ротондой, сложные формы которой выполнены в дереве.
За многие годы архитектурной практики Львов проявил себя и как замечательный мастер интерьера, тонко чувствующий его специфические художественные и утилитарные особенности. Львов считал возможным пожертвовать симметрией, «приметной только на плане», ради удобного расположения комнат, так как «хозяин не обязан сносить неблаготворное влияние сквозного ветра для показания длинной анфилады». Все было направлено на то, чтобы апартаменты владельца обладали парадностью, уютом, а убранство гостиной или кабинета носило и интимный характер. Центральный зал дома обычно был центром усадебной планировки - из его окон открывался вид на основные композиционные узлы.
Львов в декоративной отделке интерьеров был очень сдержан. Комментируя Палладио, он писал: «Украшение только то у места, которое вид надобности имеет: кружки, крючки и падинки на пропорциональном строении не более оное украшают, как парчевые заплаты на стройном гладком кафтане». Его росписи плафонов и стен иллюзорно расширяли пространство помещений, иногда путем перспективного изображения орнамента, как, например, на плафоне бильярдной усадебного дома в Райке, иногда за счет того, что подпотолочные карнизы отделялись просветом или падугой от плафонов. В Никольском нарядный, тонкого рисунка орнамент фризовых полос, розетки кессонов купола на темно-голубом фоне, оттеняясь теплыми тонами искусственного мрамора стен, сверкали белизной и подчеркивали основные членения зала мавзолея. Подобно фризам Итальянского, Греческого залов и столовой дворца в Павловске, орнаментальные, растительные узоры Львова иногда оживляются вплетением в витки аканта реалистических изображений фигур животных - птиц в Никольском, львов - в доме Разумовского.
Ландшафтный парк дома Разумовского - загородной усадьбы, живописно раскинувшейся на правом берегу реки Яузы, близ дороги в Немецкую слободу, за земляным валом города, тоже связан с творчеством Львова. Парк считался одним из красивейших и был одно время излюбленным местом гуляния москвичей. Созданный в первые годы XIX столетия, он сохранял некоторые черты бывшего здесь регулярного (лучевого) сада, принадлежавшего Бахорту, С высокого плато от партера и дома открывался чудесный вид на террасированные разновеликие пруды вдоль правого берега речки Чечеры при впадении ее в Яузу. Изгибы аллей, очертания прудов, расположение беседок, мостков, лестниц на склоне к реке - все свидетельствовало о любви к «естественности», к живым формам природы. Перед небольшим прудом была кузница из валунов и грубо околотого известняка. До нашего времени в рельефе террас сохранялись постройки в духе романтизированных форм готики, сложенные из естественного камня. Беседка - полуротонда, изображенная на рисунке И. Иванова, изпод которой вырывается каскад воды, подобна беседке с каскадом, спроектированной Львовым для парка Безбородко в Москве, который намеревались разбить тоже на правом берегу Яузы, но уже в черте города - в пределах земляного вала.
Усадьба была знаменита своей оранжереей, непосредственно примыкавшей к дому и входившей в композицию его интерьера как зимний сад. По словам современников, оранжерея превосходила все, что в то время знала Европа, здесь культивировались и выращивались редкие породы растений, что еще раз подтверждает известное мнение о высоком уровне развития русского ботанического искусства конца XVIII века, к которому имеют отношение и работы Львова.
Статья Е. П. Щукиной «Натуральный сад русской усадьбы в конце XVIII века» (сб. «Русское искусство XVIII века». М., 1973) касается композиционных основ садово-паркового творчества Н. Львова и А. Болотова, их теоретических положений в этой области. На широком фоне западноевропейского садово-паркового искусства автор показывает особенности и высокое мастерство строительства садов в России, формирование архитектурно-планировочных приемов и композиционных принципов, которые позволяют говорить о четких стилевых особенностях русских усадебных парков последней трети XVIII века. Не случайно А. Болотов подчеркивал, что отечественные сады «ни Английские, ни Французские, а наши собственные и изобретенные самими нами..., Российские».