До этого, расставаясь с другом своим, подполковником Марковым, командиром Козловского полка в Кинбурне, Сакен сказал эти слова, достойные перейти в назидание будущим потомкам: «Мое положение опасно, но честь свою спасу. Когда турки атакуют меня двумя судами, – я возьму их; с тремя, – буду сражаться; от четырех, – не побегу. Но если нападут более, то тогда прощай Фёдор Иванович, – мы уже более не увидимся»126.
29 мая в командование корабельной эскадрой в лимане вступил контр-адмирал Пол Джонс, назначенный Потемкиным «в обход» капитана П. Алексиано. Это назначение обидело старого, заслуженного моряка. Алексиано решил оставить службу. Из солидарности с ним хотели уйти служившие на русском флоте греки. Суворов вместе с Рибасом и Корсаковым сделали все, чтобы погасить конфликт. Великий полководец в свойственной ему манере просит остаться Алексиано на благо победы и чести русского флага, ни сколь не умоляя своего достоинства. 25 мая 1788 года он писал Алексиано:
«Батюшка мой друг Панаиоти Павлович!
Помилуйте, что вы предпринимаете, заклинаю вас сим днем Нашего Спасителя, грядущего судить живых и мертвых, Вы ему отвечать будете! Вы только процветаете, лавры Ваши ныне завянуть не могут… Я уступал Судьбе, Россия службою моею питалась, Вашею питатца будет, по критическим обстоятельствам достоинствами Вашими Вы вечно прославитесь. Из рога изобилия Высочайшего престола изтекут Вам милости выше Вашего ожидания. Светлейший Князь его покровительством уважит Ваши заслуги. Будьте с Адмиралом на образ консулей [то есть разделите с Джонсом обязанности и труды, как делили их консулы в Древнем Риме. Каждый год римляне избирали двух консулов, которым вручалась высшая гражданская и военная власть], которые древле их честь жертвовали чести Рима… Кончите толь важную экспедицию, обстоятельства подвержены переменам, кампания начинается, в продолжении оной много Вам времени соорудить Ваши мысли; здравый разсудок не дозволяет решиться стремглав и дать своим страстям над собою область. Теперь храброго и честного человека долг избавить Кинбурн предосуждения, поразить неверных и увенчатца победами.
Вашего Высокородия истинный друг и покорнейший слуга
А. Суворов»127.
«Письмо Суворова помогло разрядить обстановку. 26 мая Алексиано писал Потемкину: “С того самого времени, как я имел счастие принять Россию за свое отечество, никогда я ни от чего не отказывался и прихотей не оказывал. Критические обстоятельства, в которых мы находимся, и любовь общего блага меня решили. Я остаюсь, но чувствуя обиду”. 1 июня Алексиано подтвердил Суворову, что хотя он и не является здесь главным начальником, но употребит все способы “для усмирения дерзости бусурманской”»128.
«Успех боя предопределили действия прибывших из центра подкреплений: капитан бригадирского ранга П. Алексиано с 7 гребными судами (плавбатарея, галера, 2 бомбардирских корабля и 3 дубель-шлюпки – ранее стояли вдоль линии корабельной эскадры) контратаковал противника и меткими выстрелами вынудил его к отступлению. Два турецких судна взлетели на воздух от взрывов и одно затонуло. В преследовании приняли участие все корабли гребной флотилии во главе с Нассау-Зигеном и при личном участии Джонса. Турецкие суда, несмотря на попытки Хассан-паши, поднявшего свой флаг на кирлангиче129, восстановить положение, в беспорядке отступили под стены Очакова. Нассау-Зиген гнал их до зоны досягаемости крепостных орудий. […]
К вечеру российская эскадра и флотилия стали на якорь напротив Очакова. Оба флагмана остались недовольны друг другом, так как Джонс стремился захватить сдавшиеся корабли турок, а Нассау-Зиген торопился их поджечь. Не договорились адмиралы и о диспозиции. Ночью Хассан-паша решил вывести флот из лимана, но около 22 часов неожиданно для себя попал под огонь суворовского блокфорта. В темноте, под обстрелом турецкие корабли пришли в замешательство, многие из них сошли с фарватера и сели на мель. Утром Суворов послал унтер-офицера к Нассау-Зигену с сообщением об обстановке и с предложением атаковать.
Оставив 2 плавбатарии и 3 галеры для прикрытия эскадры Джонса, посчитавшего атаку слишком рискованной для своих парусных кораблей. Нассау-Зиген и Алексиано с гребной флотилией в строю полумесяца напали на противника. Сражение продолжалось 4,5 часа и, несмотря на поддержку своих кораблей турецкими крепостными батареями, окончилось катастрофой для султанского флота. Два 60-пушечных линейных корабля и 3 больших 40–50-пушечных фрегата (или корабля) сгорели, подожженные брандскугелями»130.