На 100 лет вперед. Искусство долгосрочного мышления, или Как человечество разучилось думать о будущем

К сожалению, большая часть этих виртуальных технологий находится пока на ранней стадии разработки и еще не вышла из лабораторий. Есть ли у нас время ждать, пока их качество достигнет уровня «Матрицы»? И насколько нам вообще стоит верить в то, что это эликсир долгосрочного мышления? Тем же студентам Стэнфорда совсем не обязательно рубить виртуальное дерево: они просто могут совершить 20-минутную прогулку и посетить Эль-Пало-Альто, тысячелетнюю секвойю на окраине кампуса, или отправиться в поход по Уайт-Маунтинс в Калифорнии в поисках остистой сосны, некоторые экземпляры которой еще старше. Сидя у костра, они могут поиграть в «Вещицу из будущего» – провидческую и часто уморительную карточную игру, придуманную дизайнерами Стюартом Кэнди и Джеффом Уотсоном. В игре три вида карт: один определяет черты мира будущего, другой – культурный артефакт из него, а третий – тему, к которой этот артефакт относится. Таким образом, три вытянутые карты определяют ситуацию типа «В феминистическом будущем есть закон, связанный с деньгами» или «В реакционном будущем есть машина, связанная с любовью». Цель игры состоит в том, чтобы придумать и описать артефакт, используя воображение. Существуют десятки тысяч возможных комбинаций карт. Кэнди называет эту игру «предвосхищающей антропологией»[377].

Мечтая о виртуальном будущем, нам не следует пренебрегать достоинствами такого аналогового опыта. Мы также не должны забывать о силе искусства, музыки и дизайна, способных вызывать далекоидущие культурные изменения. В 1787 г. британские борцы против рабства выпустили плакат под названием «Невольничий корабль Брукса», демонстрирующий, как 482 раба могут быть втиснуты в трюм и пребывать там в нечеловеческих условиях. Сейчас бы мы сказали, что этот плакат стал вирусным: десятки тысяч его экземпляров были расклеены в пабах, церквях, кофейнях и домах по всей стране. До сих пор этот плакат является одним из самых значительных примеров в истории графического дизайна, когда изображение помогло популяризировать и стимулировать движение против рабства и работорговли. Сегодня нам как никогда нужны креативные умы, чтобы создавать произведения, вдохновляющие на борьбу за межпоколенческую справедливость и долгое настоящее.

Формирование воображаемых сообществ через образование и религию

В XIX в. политические лидеры Франции занялись осуществлением одного из самых амбициозных культурных проектов в европейской истории: формулированием идеи «Что значит быть французом». Во времена Французской революции то, что номинально было единой страной, на самом деле представляло собой территорию, разделенную на много частей религиозными нюансами, обычаями, расстояниями и, что особенно важно, языком: 50 % населения не говорили по-французски и лишь немногим более 10 % владели им достаточно хорошо[378]. Самоидентификация жителей происходила на местном или региональном уровне, а не на национальном. Но постепенно ситуация начала меняться – была проведена реформа системы образования, предусматривавшая изучение общего для всех языка и истории, введены национальные праздники и коллективное исполнение государственного гимна. Это классический пример создания того, что историк Бенедикт Андерсон называет «воображаемым сообществом» – чувства коллективной идентичности людей, незнакомых друг с другом. Именно так европейское национальное самосознание превратилось в действенную силу, благодаря которой в XX в. миллионы людей были готовы пожертвовать в войнах жизнью за соотечественников и соотечественниц[379].

Похожая, а может быть, даже более сложная задача стоит перед нами сегодня. Как нам создать чувство общей идентичности с еще не рожденными поколениями завтрашнего мира, людьми будущего, с которыми мы никогда не встретимся, но которых нужно принимать как родных и близких? Искусство, кино и литература должны играть в этом решающую роль. Но только этого недостаточно, чтобы создать и поддерживать новое воображаемое сообщество, основанное на солидарности поколений. Жизненно важно использовать еще две силы, обладающие потенциалом для распространения идеологии хорошего предка, – образование и религию.

Очевидно, что образование страдает от временнóго противоречия, присущего ему по умолчанию. С одной стороны, оно олицетворяет долгосрочное мышление, являясь инвестицией в молодых людей, которая начнет приносить плоды не раньше чем через десятилетие, когда сегодняшние школьники станут активными гражданами. С другой стороны, то, чему они должны научиться, непрерывно изменяется, причем сейчас больше, чем когда-либо, из-за стремительного технологического прогресса. Как утверждает Юваль Ной Харари, «поскольку мы не знаем, как будет выглядеть рынок труда в 2030 или 2040 г., сегодня невозможно понять, чему учить наших детей. Большая часть того, что они сейчас изучают в школе, вполне может потерять актуальность к тому моменту, когда им исполнится 40 лет»[380].