Отдышавшись и вдоволь наплакавшись от внезапно свалившегося счастья, я стала подниматься на третий этаж, где жила подруга, время от времени останавливаясь и разуваясь, чтобы дать ногам отдохнуть от опостылевших туфель.
— Что ты такая… не такая? — весьма оригинально поприветствовала меня Любимова. Но я поступила еще своеобразнее и безо всяких слов первым делом сняла обувь и распласталась на полу. — Ты чего?
— О, кайф! — Это высказывание относилось равно и к долгожданной свободе ступней, и к поцелую Хрякина.
— Так, поднимайся и пойдем в комнату. И ты мне все расскажешь.
Катьку невозможно обмануть, она всегда чувствует ложь, а по одному выражению лица безошибочно определяет все мысли, бытующие в голове безмолвного собеседника. Не знаю, может, это распространяется только лишь на меня, но факт остается фактом, и придется все ей рассказать. В зале бабушка Кати глазела какой-то молодежный сериал и громко хохотала, так что для конфиденциальной беседы мы избрали Катькину спальню.
— Слушаю, — устроившись на диване, сказала подруга. Я уселась в кресло и рассказала все, о чем она еще не знала, то есть начиная со вчерашнего похода в ресторан и заканчивая последними минутами. — К твоему сведению, такие, как Федоткин, не гоняются за конкурентами по наполовину заброшенным нищим деревням с ножом в руке. Они решают такие вопросы через подъезд дома, где обитает жертва, и при помощи киллера с пистолетом не без глушителя. А то, что мы имеем, более похоже на кровную месть. Либо душераздирающую ревность.
— Это он специально, чтобы отвести от себя подозрения! Видишь, насколько он умен и опасен!
— Может быть, — пожала она плечами. — Кстати, тебя твой Хрюкин на этого Федоткина вывел?
— Хрякин, — поправила я, зная, что это не имеет под собой перспективы: Катька коверкает его фамилию не от плохой памяти, а для того, чтоб меня позлить, потому нет смысла напоминать, как она звучит на самом деле, все равно будет говорить, как ей хочется, пока не надоест. — Да, он. Мы ведь вместе с ним ведем расследование. — И зачем-то прибавила: — Он очень хороший человек.
— Конечно, хороший. По ресторанам водит, целует до обморочного состояния…
— Дура! — разозлилась я и кинулась в нее диванной подушкой. Что-то я слишком воинственна: это уже второй бросок за сегодня. — Чем он тебе не нравится? Тем, что я теперь с ним расследую, а не с тобой?
— Глупости говоришь, — совершенно спокойно ответила подруга. Следовательно, правда глупости и не в этом дело. — Просто он скрытный очень. Хитрит чего-то.
— С чего ты взяла, что он скрытный? Только потому, что мой Коля не такой весельчак и балагур, как твой Женя? — В этот раз я попала в точку. Катька, раскрыв рот от возмущения, тоже запустила в меня подушкой, правда, промазала. Тогда она стала бубнить что-то на тему своего безразличия к Женьке, но я, повышая голос, чтобы ее переорать, продолжила свою мысль: — Так это не повод подозревать его в убийстве!
Катя успокоилась, подумала над моими словами и, морщась, изрекла:
— Вообще говоря, я уже не думаю, что твой парень убийца, а то слишком как-то просто все. Я люблю неожиданные повороты.
— Спасибо.
— Не благодари меня, я все равно считаю, что он тебе не подходит.
— Это ты так считаешь, а высшие силы говорят, что Коля — моя судьба! — заявила я торжественно.
— О чем ты? — фыркнула лишенная излишнего романтизма Катерина.
— Ну а как по-другому объяснить наши случайные встречи? И то, что он угадал мой подъезд?
— Какой подъезд? — заинтересовалась Катька.
— Ну когда мы первый раз ехали, я назвала номер дома, а он остановился прямо против моего подъезда, хотя я ему не… — взрыв хохота заставил меня замолкнуть: Катька безжалостно смеялась над моими неземными чувствами.
— Дура! — выдала она, отсмеявшись. — Твой подъезд — первый!
Я захлопнула варежку. А ведь и правда! Хрякин всего-навсего остановил машину, когда подъехал к дому, он и подумать не мог, что высаживает меня аккурат возле моего подъезда. А потом запомнил, что мой подъезд первый слева, вот и все. И никакой кармой даже не пахнет.
Катька наблюдала, как грустнеет мое лицо, с выражением, с которым смотрят на забавных зверушек (спасибо хоть не хохотала больше), наконец она решила, что я достаточно пострадала, и предложила чай. Засим мы переместились на кухню.
— Ну так что насчет расследования? — задала Любимова вопрос, сидя напротив и дуя на кружку с горячим напитком.
— Давай завязывать. Я единственный ребенок в семье. Если я умру, родители будут плакать.
Катька прыснула, словно я шутила. Да нет, я серьезно.
— Согласна, с направлением Крюков — банк можно и завязать, иначе не сносить нам головы.
— А что, есть какие-то другие направления? — запамятовала я.
— Да сколько угодно! Вот, к примеру, Крюков — телефонный номер. Помнишь, что Наташка нашла у него в кармане?
Я так и подпрыгнула.
— Катька, ты гений! Я абсолютно про него забыла. Давай звонить!
— Я уже звонила сегодня утром. Ответил очень-очень доброжелательный девичий голос.
— И что?