Но другом Моргана он не был: Морган виделся с ним постоянно, и уже тогда знакомство их длилось не один год — человечек сколачивал капиталец на Юге, приторговывая подержанными машинами, газом в баллонах, собирая взносы по дешевым страховкам или сдавая внаем ветхие домишки на окраинах. Но времена изменились, и человечек в облегающем костюме сразу учуял новые возможности в дни войны и после нее. Все разочтя и взвесив, он порядочно заработал на бензиновых талонах военного времени и на пивнушке почти у самых ворот военного лагеря. Позднее он сумел стать совладельцем лицензии на производство мороженого, пломбира, и заключил контракт на установку торговых автоматов на новом заводе пластмасс именно там, где к городу подходила построенная после войны автострада. Затем он приобрел акции нового местного банка, открыл первое в городе телевизионное ателье, едва в те края подвели кабель, купил долю в большом, торговавшем по-старинке магазине и реорганизовал его в дешевый универсам. Все эти операции приносили огромную прибыль сразу же, потому по отвечали духу времени — стремительному экономическому развитию Юга, дешевой губительной вакханалии пластмасс, стеклянных стен, кинескопов, шоссейных дорог и кирпичных заводских корпусов без окон, которые расползлись по лугам, где совсем недавно мальчишки вспугивали перепелов и ставили ловушки на кроликов под незабываемо ярким солнцем своего детства. И человечек разбогател, как ему и не грезилось. Теперь ему принадлежит первый торговый центр в этих краях — и участок и здание со стоянкой на две тысячи машин, размещенных под огромной полосатой шапкой, которой он прижал нашу плодородную землю. Теперь он жил в самом новом из новых и больших домов города, в который был вложен и его капитал. Он заседал в правлении банка и сдавал в аренду десяток ферм. Его сын будет учиться на юридическом факультете Каролинского университета, а жена дважды в неделю предоставляет голову рукам парикмахера, а перед завтраком пьет джин в ванной — возможно, в память о давней заре и птичьем щебете в чистом, пахнущем хвоей воздухе, которого больше нет. О да, у него железная деловая хватка, Морган этого не отрицал; прекрасный человек, по его собственным словам, сам всего добившийся. Он давно выучился нанимать ловких юристов и умелых политиков. А как же иначе? Ведь в последнее время ход событий начинал его пугать. Мрачные мысли, смутный страх, неясные намеки, которые он без промаха замечал в газетных заголовках и в передачах последних известий, таили в себе угрозу, но он твердо решил, что «они» своего не добьются, не отберут у него того, что он считает своим по праву. А потому он субсидировал Джо Маккарти, слушал Фултона Льюиса-младшего и продолжал жадно хватать, что мог, хотя бухгалтеры, которые вели дела, вязанные с его движимостью и недвижимостью, изнемогали, поскольку это уже было свыше всяких сил.
В данном случае Морган знал даже его фамилию.
— А. Т. Фаулер, джентльмены,— сказал человечек.— А. Т. Фаулер, житель этого города, и много времени я у вас не отниму. Хочу заявить только, что представитель правительства забыл сказать нам в своей речи, что прежде у нас была система свободного предпринимательства, когда человек по эту сторону забора мог, если хотел, выращивать то, что выращивал его сосед по ту сторону, а теперь законопроект тысяча сто двадцатый поставит нашу жизнь под новый контроль.
Этот контроль, как и все другие, исходит от забирающего силу централизованного правительства, которое сейчас старается прибрать к рукам наши школы и вмешиваться во все наши внутренние дела, и нынче мы собрались тут не для того, чтобы решить, сделают ли они то, чего хотим мы, а для того, чтобы выяснить, удастся ли им создать такое положение, когда мы должны будем спрашивать у Вашингтона, можно нам засевать собственную землю или же нельзя. Вот этот джентльмен из Вашингтона встает и говорит: «В весовом отношении это для вас ничего не изменит». Но позвольте спросить, какой же здесь смысл, если это только не новый способ контроля? У нас хотят отнять право на наш урожай. А потому я утверждаю, что они стремятся ограничить предприимчивость, энергию и способности наших граждан, всех вместе и каждого в отдельности, чтобы сделать из них русских, или коммунистов, или же китайских фанатиков,— вот чем они пытаются подменить систему свободного предпринимательства, которая создала Америку.
Бингем сиял, расправив плечи. Зеб Ванс плюнул точно в край плевательницы с такой лихостью, что она даже зазвенела.