На арене со львами

— Вопрос в стиле «бьете вы свою жену или уже кончили?». Но я не собираюсь препираться по пустякам со столь именитым коллегой, а потому просто отвечу ему, господин председатель, что до тех пор, пока его штат, который, собственно, не входит в число сельскохозяйственных, не отменит свой нынешний закон о праве на труд, принятый, насколько я понимаю, много лет назад, когда его непревзойденный, старейший сенатор еще занимал губернаторский пост, ему нет нужды опасаться профсоюзов,— тут на широкой ладони Андерсона вдруг появилась справочная карточка — при двух тысячах с лишним сезонных сельскохозяйственных рабочих, которые ежегодно собирают там картофель и овощи, причем, господин председатель, живут они там, если верить фактам, выявленным в ходе нашего расследования, а также подтвержденных свидетелями, в условиях настолько тяжелых и бесчеловечных, что перед ними бледнеет даже то, что приходится испытывать другим сезонникам, на востоке страны…

— Уступит ли сенатор еще слово! — Старина Эд обернулся и выкрикнул не вопрос, а повеление.

Андерсон этого словно и не слышал.

— Разумеется, я немедленно представлю все материалы моему достоуважаемому коллеге, у которого, по понятным причинам, не было времени посетить наши заседания.

— Господни председатель!

— Его в особенности должны заинтересовать выявленные нашей комиссией факты, свидетельствующие о том, что законоположения его штата относительно жилищных условий сезонных рабочих — законоположения, с которыми он, как бывший губернатор, несомненно, хорошо знаком,— открыто нарушались летом сего года более чем в десяти лагерях для сезонников, которые обследованы нашей комиссией.

— Уступит ли сенатор слово?

Старина Эд выкрикнул это прямо в лицо Андерсону. Он побагровел и трясся от ярости (состояние, более обычное для его жертв, чем для него самого).

Некоторые сенаторы — в том числе и влиятельные — явно посмеивались про себя, но это ровно ничего не означало. Им было смешно видеть, как взвился неуязвимый Старина Эд, когда его задели за живое. Но они не забудут, что задел-то его выскочка, которого следует поставить на место прежде, чем он столь же дерзостно покусится на них самих. В конечном счете старые, видавшие виды сенаторы никогда не забывают, что собственные их интересы требуют солидарности, хотя бы они презирали друг друга так, как многие среди них презирали Старину Эда,— и с полным на то основанием.

Смелость Андерсона произвела заметное впечатление на галереях: репортеры поспешно строчили в своих блокнотах, посетители вытягивали шеи, и только одна Кэти казалась равнодушной под маскою темных очков, но казалась она такой лишь тем, кто не знал о ее способности слушать с таким безразличным видом, будто все окружающее перестало для нее существовать.

— Господин председатель,— спокойно произнес Андерсон,— я был бы рад и в третий раз уступить слово моему любезному и именитому коллеге, пусть даже еще для одной речи, пусть даже я уже ответил на его остроумные и изящно сформулированные вопросы, но, к сожалению, я спешу на крайне важное заседание комиссии. Весьма сожалею, что у меня уже не остается на это времени, так или иначе, я через несколько минут закончу. Так вот, господин председатель…

— Хороший спектакль.— пробормотал репортер рядом с Морганом, старый сенатский волк,— но плохая политика для здешних мест.— Он горестно покачал головой. Подобно хамелеону, принимающему цвет окружающей местности, этот ветеран-газетчик проникся сенатским духом даже больше многих сенаторов.

Такого рода приспособление чисто профессиональная болезнь. Оказавшись в обществе репортера, который подвизался в Белом доме, или в министерстве финансов, или в конгрессе, или освещал общий политический курс в течение… ну, скажем, двух лет, Морган уже через пять минут мог точно сказать, над чем он работает. Репортер, который тратит все свое время и силы на то, чтобы разгадать намерения Белого дома, начинает смотреть на мир с позиций исполнительной власти, например он считает конгресс приютом провинциальных обструкционистов. Репортер, прикомандированный к государственному департаменту, почти наверняка станет развлекать собеседника за обеденным столом теми же разговорами о блоках, полуконтинентах и прочем — разговорами, которых он наслушался от тамошних чиновников, позаимствовав у них заодно и их обычный жаргон. Старый сенатский волк, сидевший в тот день рядом с Морганом, называл всех сенаторов уменьшительными именами и прозвищами и серьезно обсуждал с государственными деятелями по эту и по ту сторону прохода, кончится ли сессия («Выберемся ли мы отсюда?» — прикидывали они) 15 ноября или «затянется» до 17 ноября — вопрос на Капитолийском холме чрезвычайно важный. Он в любую минуту мог сказать, не заглядывая в свой заветный блокнот, в каком положении пребывает тот или иной законопроект о бюджетных ассигнованиях: «Они по-прежнему требуют сократить на десять процентов ассигнования на строительные работы, но администрация уперлась и не уступает. Таким манером мы тут до самого рождества проторчим».