На арене со львами

— Вероятно. — Андерсон взглянул в сторону стола для прессы, и Морган увидел кроткие близорукие глаза за стеклами очков в роговой оправе, которые сползли к кончику довольно крупного носа. — А теперь скажите, А. Т., сколько примерно вы собирали за последние годы?

А. Т. напыжился.

— Да побольше тонны с акра, ежели, конечно, не считать той в конец истощенной каменной россыпи, которую я получил от покойника отца, еще когда только начинал.

— Понятно,— сказал Хант.— Вот это, А. Т., я называю истинным выращиванием табака, особенно если учесть ваши прочие занятия.

Андерсон весь был какой-то встрепанный: прядь волос упала через пробор, на затылке топорщился вихор, пиджак казался перекошенным, словно одно плечо было выше другого. Своеобразное лицо, которое нельзя было назвать красивым, словно вышло из-под пальцев честолюбивого скульптора — скулы, виски, подбородок и шея вылеплены четко, огранены, а не закруглены и сглажены, переходы тщательно отделаны и все части литы воедино, однако же с целью выразить нечто, скрытое от постороннего взгляда.

— Ведь в конце-то концов вы же не просто фермер, А. Т. Скажем, если бы комиссии понадобилось для протокола, как вы перечислили бы свои занятия?

— Они всем известны,— А. Т. говорил с досадой.— Всем, кто тут сидит. Сенатору Макларену. Да и вам тоже.

— Я только подумал, что это не помешало бы занести в протокол.— Андерсон чуть повысил голос.— Ну, директорство банке. Ну…— Он как будто не мог подыскать слова.

— Ну, земельная собственность, — с неохотой сказал А. Т.— Разные капиталовложения…

— Удобрения! — крикнул кто-то из глубины зала.— Самые дорогие!

Напряженную тишину прорвали смешки.

— Свиные мослы! — рявкнул еще кто-то, и смешки перешли в хриплый хохот. Даже А. Т., несмотря на все свои бойцовские качества, кривовато усмехнулся и торопливо махнул рукой Андерсону, словно сдаваясь.

— Ну да, и еще розничная торговля,— сказал он, когда наконец его могли расслышать.

— Господин председатель! — Хант Андерсон сложил свои листки и повернул голову, словно проверяя, не исчез ли куда-нибудь его стул.— Прошу извинения, что я позволил себе перебить свидетеля, но, по-моему, в протоколе следует отразить, что, хотя на нас вот-вот обрушатся коммунизм и социализм, а всякие там вашингтонские способы контроля прямо-таки нас душат, протокол обязательно должен отразить, что мой добрый друг А. Т. Фаулер являет собой живой пример того, что в нашей стране, где все люди рождаются равноправными, тем не менее кое-кому удается стать чуть равноправнее остальных.

К концу этой фразы, которая вызвала новую волну смешков в зале, он успел весь сложиться и сесть, но тут же с поразительной быстротой снова оказался на ногах.

— У меня был еще один вопрос, господин председатель. Мне хотелось бы знать, отвергает ли А. Т. всякий контроль над производством, как таковой, или нет?

— Не знаю,— сказал Зеб Ванс,— надо ли ставить мистера Фаулера в положение, которое…

— Сенатор Макларен, — перебил А. Т., — мне задан вопрос, и я готов на него немедленно ответить. Я вот что думаю: в нынешнем мире, учитывая нажим коммунистических стран, где существует абсолютный контроль над личностью, я готов выступить за некоторые виды контроля над производством, возможно без них обойтись нельзя. Но я считаю, что осуществляться они должны так, чтобы обеспечивать всемерное поощрение, поддержку и привилегии индивидуальным усилиям, а не сильному централизованному правительству, которое режет каждого гражданина по живому.

— Значит, речь идет не о контроле вообще, а о том, каков этот контроль? Один вид контроля, например, необходим, но не тот, который может повредить, скажем, торговле удобрениями?

— Ну, я, собственно, не это имел в виду…

А. Т. слишком поздно понял, куда его завели.

Однако Андерсон уже успел сесть, еще раз негромко отпустив: «Благодарю вас, господин председатель», в сторону несколько ошарашенного (как показалось Моргану) Зеба Ванса, который тоже слишком поздно понял, что его ловко лишили выигрышной сцены.