— Доброе утро, миссис Гоуингс,— говорил ей Морган и подавал квитанцию, которую всегда заполнял заранее; а она отвечала ему одним кивком, не глядя ни на квитанцию, ни на него самого. Потом дверь закрывалась бесшумно, точно на резиновой прокладке, и за мутным стеклом уже никого не было.
О Гоуингсах в городе ничего не знали, неизвестно было, что делает миссис Гоуингс целыми днями в безмолвном доме, непонятно, почему они оба такие нелюдимы. Никто не знал даже толком, откуда они приехали. Городские старожилы рассказывали, что когда-то в этом доме жили Джадсоны, но потом Бака Джадсона убило молнией, когда он играл в бейсбол за текстильщиков во второй лиге округа, прямо во время матча, и его вдове с четырьмя детьми пришлось перебраться к ее родным в Северную Флориду, а в их доме поселились Гоуингсы.
— Не помню, право слово,— сказал отец, когда Морган спросил его.— Лет двадцать, наверно, назад. Бак Джадсон не оставил семье ни цента.
И на лице у отца Морган прочел не угасшее за два десятка лет презрение к таким мужчинам.
Морган не задерживался во дворе у Гоуингсов, после того как закрывалась задняя дверь. Ему неприятен был их дом, и лицо миссис Гоуингс, и запах плесени, от нее исходивший, правда главным образом в его воображении.
Во время своих ежесубботних посещений, повторявшихся с ритуальной неизменностью, не хуже уходов и возвращений самого Клода Гоуингса, он стал испытывать страх перед их серым домом под дубами — нет, не мистический ужас, он осознал это впоследствии, прочитав «Розу для Эмили»; ему даже в детстве не мерещилось здесь никакой потусторонней жути, по, отъезжая от ворот, он всякий раз думал:
Теперь, когда огромный самолет стремительно нес его вниз к земле Юга и огни прошлого безжалостно выплывали навстречу, Морган отлично понимал природу того страха, что находил на него у заднего крыльца дома Гоуингсов, того глубокого отвращения, которое внушал ему их замкнутый дом, гараж на запоре, их затворническая жизнь. Но он понимал также, что в конечном счете Клод Дж. Гоуингс и его дом — лишь знаки, символы того неприметного существования, страшнее которого для него ничего нет; и не от символов, а от жизни, их породившей, он тогда панически бежал.
А что до Андерсона… Андерсон в конце концов перестал убегать и гнаться, но это оказалось для него хуже смерти. Да и все равно, снова подумал Морган с фанатизмом, возникающим перед лицом смерти, нам некого винить, кроме самих себя.
— Большой, оказывается, город.— Френч вытянул шею и из-за плеча Моргана смотрел в окно.
— Растет быстро.— Морган оглянулся на Гласса; тот по-прежнему мирно спал, его не затрагивала ни жизнь Андерсона, ни смерть его или вообще что бы то ни было. Морган подумал, что в мире Гласса, где образ так легко претворяется в живого человека, а тень может существовать без тела, Андерсон, наверно, просто задохнулся бы без правды, а сама правда, обесцененная, ненужная, может быть, вообще уже больше не содержится в безвоздушном пространстве этого мира.
«Электра» ударилась колесами об асфальт, слегка подпрыгнула и покатила по взлетной полосе, фыркая и извергая пламя из дюз. Морган снова соприкоснулся с землей. В салоне зажегся яркий свет, а двигатели, взвыв, дали задний ход, и Морган чуть не стукнулся лбом о спинку переднего кресла. Френч растолкал Гласса, и они потянулись по проходу за остальными пассажирами. Самолет дрогнул и стал. Рыжая стюардесса распахнула дверь, горячее дыхание южной ночи с легкой примесью выхлопных газов ворвалось в прохладу салона.
— За одно я благодарен работе на телевидении,— проворчал Гласс, ловко и старательно приглаживая шевелюру.— Привыкаешь спать где угодно.
— Всего хорошего! — как магнитофон, повторяла у трапа рыжая стюардесса в спину сонно бредущим пассажирам. Ее нарочито бодрый голос беспомощно бился о глухую стену ночи.— Всего вам хорошего! Мы надеемся, что вы довольны полетом и будете всегда летать с нами. Всего хорошего! — Она умело увернулась от шлепка Гласса.— До свиданья. Летайте с нами!
Морган прошел мимо нее последним.
— Рыженькая,— сказал он,— ей-богу, в Боулипг-Грин нашлось бы что-нибудь и получше.
— Не знаю, мне не попалось,— ответила она без акцента.
— Поезжай, поищи еще раз.
Морган спустился по трапу. Оглянулся, хотел было помахать ей, по ее уже не было в дверях самолета. Может быть, он все это про нее выдумал, безразлично подумал Морган.
За асфальтовой площадкой поднималось новое пустое и холодное здание аэровокзала со стеклянными стенами, с вышкой над стеклянной крышей, оно сверкало огнями на фоне ночного неба, точно целый небольшой город. На этот же аэродром, хотя здание вокзала было тогда другое, Морган прилетел с Зебом Вансом и подкомиссией по табаку в тот раз, когда познакомился с Андерсоном. И в этом есть что-то закономерное, подумал Морган, вот так вернуться сюда же сегодня и увидеть за воротами встречающего Мэтта Гранта.