Он представил себе ее на подушках в прохладном кондиционированном воздухе; она не надевала на ночь ничего прозрачного и соблазнительного, но он вдруг вообразил, как она лежит там в постели, в комнате темно, веет прохладой, вспомнил ее запах, это подействовало на него возбуждающе. Он подумал о её маленьких крепких грудях; один раз, давно, еще до Ричи, она намазала для него соски губной помадой.
— Послушай,— сдавленным шепотом сказал он в трубку,— мне хотелось бы оказаться сейчас дома.
— Угу,— сонно пробормотала она.— Очень мило с твоей стороны.
— А ты знаешь, что я сделал бы, будь я там?
— О господи,— внятно ответила она.— Нашел о чем говорить.
Эти же слова он слышал от нее сотни раз. Тысячи раз.
— Ладно, забудь,— сказал Морган.— Спи. Прости, что разбудил.
Может быть, она не хотела его обидеть. Может быть, это выходило у нее всякий раз не нарочно. Они еще обменялись какими-то словами, и он, холодно простившись, повесил трубку. Сам виноват, думал он. Что он, спрашивается, лезет?
За дверью телефонной будки его поджидал Чарли Френч.
— Маленькое исправление в тексте,— успокоил его Морган.— Не беспокойтесь, Чарли.
Грант оставил их на улице под длинным косым навесом, где выдавали багаж, и пошел искать такси; Морган понимал, как разрывается в нем душа южанина, оттого что он не может отвезти Френча с Глассом в гостиницу.
Они молча дождались своих чемоданов.
Вернулся Грант, он подогнал такси.
— Этих двоих в «Зеленый лист», — распорядился оп. И добавил, обращаясь к Френчу и Глассу: — Вы уж меня простите, что так…
— Не о чем говорить,— уверил его Гласс.— Вот только одно: утром приезжают наши, и я хотел бы наметить план на завтра. У вас какая договоренность с телевидением?
— Мы, собственно, об этом не думали…
— Они все равно понаедут,— сказал Морган.— Из столицы штата уж наверняка. От Блейки вот прислали Гласса, и другие телепрограммы могут прислать.
— Я уверен, что Кэти против телевидения.
— Ее едва ли спросят, Мэтт. Вы же знаете, они никого не спрашивают. Лучше вызовите сюда немедленно Джеймса.
Ральф Джеймс в последние годы исполнял при Андерсоне должность пресс-секретаря, правда, под конец у него было немного работы, и ту он исполнял плохо.
— Он уже здесь.
— Вот и обратитесь завтра прямо с утра к Ральфу Джеймсу,— сказал Морган Глассу.— А вы, Мэтт, все-таки предупредите Кэти.
Такси отъехало. Они постояли на краю тротуара под навесом.
— Телевидение, — сказал Грант. — Право, не думал я, что должен буду устраивать телепередачу с его похорон.
— И он не думал, — отозвался Морган. — А напрасно.
Грант повел его к своей машине. Они молча отъехали— двое старых знакомых, неизбежно ощутившие под бременем смерти в своих отношениях перемены, которые наступили вместе с внешними переменами, оттого что Андерсон умер. В сущности, подумал вдруг Морган, кроме Андерсонов, их с Грантом по-настоящему ничто не связывало, и неизвестно, отыщут ли они теперь новую связь или расстанутся, вольные идти на все четыре стороны.
Грант показал направо, где высились стены в лесах.
— Новый отель при аэропорте.
Они выехали на шоссе. Шоссе было с трехрядным движением, но его недавно еще расширили.
— Машин тут прибавилось, когда открыли новый аэропорт, а как достроят отель, будет еще больше. И придется нам рано или поздно проложить еще один ряд до этой мышеловки. Нет ничему конца.
Быть может, кроме человеческой жизни? — неуверенно подумал Морган. Но и она потом еще долго оказывает воздействие на тех, кто жив.
Много лет назад, когда они с Зебом Вансом, с Мэттом и членами подкомиссии по табаку ехали с этого аэродрома, кругом лежали поля, постепенно сменяющиеся грязными пригородами, шоссе было тогда двухрядным. С тех пор он много раз ездил этим же путем, но никогда не обращал внимания на то, как неуклонно обступают растресканную бетонную ленту, а теперь еще с асфальтовой полосой по одну сторону, всевозможные станции обслуживания, рестораны, дешевые гостиницы, магазины, прачечные, банки, кегельбаны, катки, лавки уцененных товаров, кафетерии, склады запчастей. И через каждые несколько сот футов ярко освещенное автомобильное кладбище, гирлянды электрических ламп беспощадно высвечивают жалких железных чудовищ, прикорнувших на гравии или асфальте. А в последнее время появились еще стоянки для «домов на колесах».
— Ладно бы еще, что все кругом меняется,— вздохнув, сказал Морган.— Плохо, что все так уродуется. Что мы сделали с нашим континентом, Мэтт? Вы думали об атом? Какой он был и во что мы ого превратили? Взгляните вон на то немыслимое неоновое пугало над каким-то паршивым киоском с мороженым! Зеленое, красное, мигает, дергается, выше сосны,— а ради чего? Ради какого-то киоска, который даже и не открыт сейчас, ради того, чтоб люди покупали ненужные им товары.
— Я хотел…— начал было Грант.
— И хуже всего то,— перебил его Морган, сознательно оттягивая разговор,— что ни один из этих сотен киосков вообще никому не нужен и дурацкие рекламы горят попусту. Натыкали их, вот они и торчат из земли, точно поганые грибы, и проку от них нет, одно уродство. А мы смотрим и миримся.