На арене со львами

— «Жена у него — настоящий мужчина, не то, что он»,— процитировал Морган, и оба засмеялись. Это была старая шутка времен предвыборной кампании, когда Кэти была особенно деятельна, а Ханта противники старались изобразить человеком, питающим слабость к коммунизму и к звонкой монете.— Я всегда считал, что это Данн пустил. Он, кстати, звонил мне сегодня. Собирается быть здесь утром, если сумеет. — Сволочь лицемерная. — Не скажите, Данн всегда относился к Ханту как-то по-особенному.

— Всадить человеку нож в спину, вы это называете особенным отношением? Прибудет еще и делегация от конгресса.

— Вот эти так действительно лицемеры. Знали ведь, что такое Хант, а поворачивались спиной, пока не оказалось поздно.

Грант кивнул.

— Тут многих можно винить. А Зеб Ванс приедет, вы не знаете?

— Странный вопрос. Я его много лет не видел.

Гранту все, конечно, известно, подумал Морган. Но даже в лучших из нас иногда вдруг проявляется жилка необъяснимой жестокости, или, может быть, это просто желание всех поставить на одну доску с собой. Морган понимал, что и сам не составляет исключения, и потому не обиделся.

— Кэти просит, чтобы вы приехали, как только сможете,— равнодушно сказал Грант.— Она просила вам непременно передать.

— Хорошо.

Морган отправился в ресторан, и в это время в вестибюль гостиницы вошла бригада с их самолета в полном составе: рыжая стюардесса, ее напарница и следом оба пилота. При виде Моргана рыжая стюардесса заулыбалась, взволнованно, чуть искательно, и он сразу принял решение. Он зашагал обратно через широкий вестибюль, и она, все еще улыбаясь, с довольным видом следила за его приближением. Пилоты и вторая девушка, как ни странно, даже не посмотрели в их сторону.

— Не угодно ли чашку кофе, я угощаю,— сказал он, как обычно поначалу немного робея.

— И яичницы с ветчиной?

Он кивнул.

— Кэрол, зарегистрируй меня,— крикнула она подруге и словно для сведения голубоволосой дежурной добавила:— Я скоро вернусь.

— Как бы не так, — негромко возразил Морган, чтобы сразу не возникло никаких недоразумений. Он не притворялся перед собой нелюбимым мужем, который ищет утешения, просто он любил женщин, их общество, их внимание, любил их смех, их одежду, их гладкую кожу, красоту их рук и мягкое тепло их тел, и настойчиво искал близости,— но только без обмана, говорил он себе. Женская уклончивость, намеки и экивоки были ему не по нутру: слишком важно ему было увериться, что он чего-то стоит, и от женщины он должен был получить или не получить подтверждение, в зависимости от того, как она его оценит, но долго оставлять это под вопросом было свыше его сил. По-этому и сам он тоже не прибегал к обычным мужским уловкам — так он, во всяком случае, о себе думал.

— Это я для Кэрол говорю,— объяснила рыжая.— А то ей неловко перед той старой стервой, понимаете? Вот я и сказала, чтоб ей совесть облегчить.

Как видно, она отличалась в этих делах такой же прямотой, какую приписывал себе и Морган. Они пошли по гладкому пластиковому полу через просторный прохладный вестибюль с искусственными папоротниками в кадках, мимо кресел и диванов из кожзаменителей и хромированного металла. Единственным ярким пятном здесь была настенная витрина с проспектами других гостиниц и других бассейнов.

— Вот чего, малютка,— на южный манер протянул Морган.— Должен тебе сделать одно крохотное предупреждение. Если только я услышу от тебя хоть одно словечко, сказанное с этим бесподобным южным акцентом, я тебе надеру задницу. Понятно?

И они смеясь вошли в ресторан. Из скрытых динамиков лилась громкая и ясная скрипичная музыка. Официантки в черном трико были по доброй старой традиции наряжены кроликами. Здесь и там в полумраке за столиками сидели малочисленные посетители, и среди них Морган увидел, вздрогнув, потому что на Юге это зрелище все еще заставляло его вздрагивать, хорошо одетую негритянскую чету и в нескольких шагах — двух белых мужчин.

Метрдотель с бакенбардами и скучающим выражением лица усадил их за столик и вернулся к своему прерванному обеду. Официантка «под-кролик» с жевательной резинкой во рту хмуро уверила их, что завтрак еще не подают, и приняла заказ на воду со льдом и всем прочим для коктейлей и бутерброды с мясом и сыром.

— Спасибо, хоть нам, стюардессам, не надо так обряжаться,— сказала рыжая, глядя, как виляет заячьим хвостиком отходящая официантка.

Она поудобнее устроилась на диване рядом с Морганом, вплотную прижала длинную массивную ногу к его ноге. Заглянула ему в лицо большими накрашенными глазами.

— Эй! — позвала чуть слышно.

А, черт! — выругался мысленно Морган и отодвинул на другой конец стола электрический светильник наподобие керосиновой лампы. Ему вдруг неприятно стало, что кто-нибудь может его увидеть, даже незнакомый. Мелькнула мысль встать и уйти, просто встать и уйти. Но этому помешало поразительно быстрое возвращение официантки «под-кролик». Она принесла бокалы, лед, имбирную шипучку, непременный для южных меню дряблый лимон и воду. Морган вынул из кармана две бутылочки с водкой и смешал коктейли. Ее бокал он приготовил без шипучки.