На арене со львами

— Договорились.— Мэтт швырнул толстую кипу бумаг на свой и без того заваленный бумагами стол.— Тут последнее зрение потеряешь.

— Читал в газете,— многозначительно заметил Морган, когда они шли длинным коридором, гулко ударяя подошвами по мраморным плитам,— что старина Хант уже отдувается за других.

Мэтт прибавил шагу. Коридор с высокими темными дверьми по стенам и цепочкой матовых электрических шаров вдоль потолка выходил дальним концом в ярко освещенную Ротонду.

— Эта дура все перепутала. Старый Хьюз вовсе не заболел. Они собирали средства в какой-то там фонд и спохватились, что не продали и ста билетов. Вот и принялись искать кого-нибудь пособлазнительнее, чтобы оживить подписку, а единственным свободным сенатором моложе семидесяти оказался Хант.

Из-за дверей вдоль стен доносился стрекот машинок; впереди, за аркой, открывающейся на светлую Ротонду, всплыла чья-то черная и зловещая тень. Морган вспомнил, как однажды, вскоре после того, как он обосновался в Вашингтоне, он вот так же в дальнем конце темного, гулкого коридора увидел тень. Они двигались друг другу навстречу, покуда тень не перестала быть тенью, мороком, а оказалась человеком — ссутулившись, упрятав руки в карманы и глядя себе под ноги, шел этот человек по коридору старческой, шаркающей походкой. Шагах в десяти от Моргана он вдруг поднял широкое небритое лицо и посмотрел на Моргана мутными глазами. И Морган со смешанным чувством страха и изумления узнал в нем Джозефа Р. Маккарти из Висконсина, одиноко бредущего куда-то на закате своих одиноких дней.

Морган ненавидел маккартизм, и самого Маккарти не встречал ни разу ни до этого, ни после, разве только слышал в сенате его речи. Ему нечего было сказать старику, да и не было нужды ничего говорить. Но все-таки, повинуясь какому-то порыву, он сказал: «Здравствуйте, сенатор» — и всю жизнь теперь будет рад, что сказал, потому что всю жизнь будет помнить, как осветилось обрюзгшее, мертвенное лицо и расправились понурые плечи старого сенатора, оттого только, что его узнали и обратились к нему вежливо в одном из этих коридоров, где еще недавно он шагу не мог ступить, не сопровождаемый толпой обожателей, жаждущих прикоснуться к нему, снискать его улыбку.

Моргану еще предстояло убедиться, что тенью в сенатских коридорах оборачивается всякая личная власть. На это ему понадобилось время, многие годы; а в тот день, идя по одному из таких коридоров рядом с Мэттом Грантом, молодой репортер Морган еще не удивлялся тому, что люди стремятся к власти; он тогда не знал, как часто это приводит к катастрофе. Он только взял Мэтта под руку и многозначительно шепнул:

— По-моему, Мертл Белл усмотрела соблазн не в пем, а кое в ком еще.

Двери лифта растворились, и они с Мэттом оказались в обществе нескольких смешливых мальчиков-рассыльных и одного тучного политического интригана — а может быть, это был просто какой-нибудь избиратель из Индианы, приехавший приструнить своего нерадивого сенатора. Они молча съехали вниз и вышли из лифта у входа в темный тоннель, тянувшийся под площадью, через которую Морган только что переходил поверху, в сиянии весеннего дня.

— Давайте лучше пройдемся,— предложил Мэтт, и они вышли на забранную перилами пешеходную дорожку Малой сенатской подземной линии. В те дни еще не проложили нового тоннеля и не пустили новые роскошные вагончики на резиновом ходу. Пока еще, лязгая и болтаясь из стороны в сторону, так что любо-дорого было прокатиться, ходили редкие старые трамвайчики. Мэтт широкими шагами устремился вперед, на минуту напомнив Моргану старого Зеба Ванса; но думать о Зебе Вансе ему не хотелось.

— Понимаете, Рич, она все взяла из головы, всю эту свою дурацкую заметку, ведь только то и было, что я в последнюю минуту заместил Ханта, как Хант заместил Хьюза. Ну что здесь такого необыкновенного?

— Соблазн. А в Кэти Андерсон этого хватает, чего вы, опытный деревенский петух, конечно, не могли не заметить. Мертл Белл, во всяком случае, заметила, потому что соблазнительных сенаторских жен однорукий может по пальцам пересчитать.

Мэтт глуповато ухмыльнулся.

— Такой пустяк и вдруг попал в газеты, будто бог знает какая важность.

Но чувствовалось, что, в сущности, ему это даже приятно.

Мимо со скрежетом проехал вагон, набитый туристами и чиновниками, а на задней скамье сидели один сенатор из самых тупоголовых и какая-то пожилая женщина, которая ловила его слова, точно перлы. Вагон проехал, и, когда его грохот стих, Морган вонзил последнюю испытующую иглу:

— Старина Хант человек занятой, я понимаю, но Кэти, по-моему, серьезный довод в пользу того, чтобы муж почаще сидел дома.

И сразу почувствовал, что укол попал в нерв. Мэтт резко обернулся, замедлил шаги.

— Вы это о чем? Слышали что-нибудь?

Морган остановился. Навстречу, не торопясь, шли какие-то люди в серых костюмах и с портфелями.