На арене со львами

— А вы о чем? Я только хотел сказать, что, на мой взгляд, она в постели из кого угодно вымотает душу,— сказал Морган и сразу раскаялся. Получилось уж чересчур. Он сознавал, что, помимо журналистского интереса, им руководит также и личное любопытство, и это отнюдь не делает ему чести.

Лицо Мэтта Гранта обычно оставалось совершенно непроницаемым, оно не выражало даже простейших чувств. Но теперь было явственно видно, как оно окаменело. И только в глазах, метнувшихся куда-то поверх головы Моргана, можно было прочесть живое желание уклониться от разговора.

— Ладно. Забудем,— буркнул Мэтт.

— Простите, если обидел. Я не хотел.

— Да нет, Рич, не в этом дело… Понимаете, они мои близкие друзья. К тому же у Ханта блестящее будущее. И это просто черт знает что, если такая вот личная мелочь встанет у него на пути.

Это он говорит самому себе, подумал Морган. Они пошли дальше. Серые костюмы выстроились в шеренгу вдоль перил, давая им дорогу.

— В Бруклин мы так пройдем? — спросил один из них в том повышенно жизнерадостном тоне, который сходит у американцев за остроумие; остальные бодро захохотали. Мэтт улыбнулся в ответ. Морган быстро ухватил его под руку и повлек дальше, он не хотел, чтобы рыбка так просто сорвалась с крючка.

— Если быть до конца откровенным,— продолжал он, выходя со своей добычей на конечную платформу под Капитолием и поворачивая к лифтам,— мне действительно пришло в голову, когда я прочел в газете этот, как вы говорите, пустяк, что раз уж такое напечатано, значит у Мертл Белл есть на то свои причины. Вот вы и скажите мне, может, между Хантом и Кэти что-нибудь не так?

Пока они ждали лифта и потом поднимались наверх, вокруг были люди, и в коридорах Капитолия, выстланных ярким пластиком, весеннее туристское половодье исключало доверительную беседу. Мимо проносились стайки школьников в конфедератских шапочках, попирая своими детскими беспощадными башмаками всю историю, которую преподносили им в нескольких словах блестящие стрелки-указатели. Так что у Мэтта было довольно времени на обдумывание, и он ответил, только когда они уселись за угловым столиком в буфете сената.

— Я вовсе не утверждаю, будто у них что-то не так. Но я знал в жизни многих политиков, и хотя я не психолог, по-моему, эти люди смотрят на женщину, как на политическое мероприятие: какая от нее польза для их дела? И где ее применить? Политик скоро перестает различать в самом себе, где кончается человек и начинается общественный деятель. Возьмите Ханта — удивительно, до чего он сосредоточен на своих делах, вот хотя бы на этом расследовании. И мне иногда кажется, что он все-таки не уделяет Кэти достаточно внимания. Да что там, я холост, а вы женаты. Незачем мне толковать вам об этих сложностях в семейной жизни.— Действительно, это было лишнее.— Но я знаю, если человек выставляет свою кандидатуру, ему эти семейные сложности нужны, как дырка в голове.

Услужливый негр-официант, каких тогда еще держали в сенате, как память о добрых старых временах, кланяясь и шаркая, разливал кофе белым господам. Морган не упустил мгновения — и теперь, потягивая водку и чувствуя у своей ноги ногу рыжей стюардессы, он думал: нет, я тогда ничего не прозевал, я уже и тогда выходил в первоклассные журналисты, нам палец в рот не клади. Все хватал, нахвататься не мог. Цепкий был, черт.

— Что за расследование? — тут же спросил он.— Чем это Хант Андерсон занимается на Западе?

— Ну, ну,— Мэтт улыбнулся с явным облегчением, оттого что Морган переменил тему. — Мы считали, что вас это теперь не может интересовать, уж в очень высокие сферы вы забрались.

— Ладно вам. Что за расследование?

— Разве в вашей почтенной газете слышали когда-нибудь о такой мелочи, как сельскохозяйственная комиссия, и станут обращать внимание на ее деятельность?

— Поймите вы, чудак-человек,— горячась, сказал Морган.— Год назад, когда я только начал работать в этом здании для «Кэпитал таймс», я не знал здесь никого и ничего, даже где мужская уборная, не имел понятия, а уж что я должен здесь делать или кого об этом спросить, и подавно. Помню, я спустился с галереи и иду по коридору вместе с туристами. Заглянул сюда в буфет, вижу вон там стол для корреспондентов, а за ним — вся компания: репортеры из крупных газет, личные знакомцы великих мира сего, люди, которые знают все тайные пружины, которые принимали участие в избирательных кампаниях Рузвельта, Трумэна, поддерживали Дьюи, создавали и сокрушали политические карьеры. Сидят себе за отдельным столом посреди буфета в здании сената Соединенных Штатов, а я стою за дверью и высматриваю себе местечко. Да знаете ли, Мэтт, я ведь всерьез боялся, что войду и сяду, а кто-нибудь из них посмотрит на меня и скажет: «А ты по какому праву здесь оказался?»

— Вот те газетчики? — удивился Мэтт.— Да они сами не знают, где право, где лево.