На астраханском направлении. Хулхута – неизвестный участок Сталинградской битвы

Из оставшихся солдат был тем не менее сформирован усиленный 606‑й пехотный полк, который был стараниями Балинова отправлен в Хорватию в распоряжение 15‑го Казачьего Кавкорпуса, где он был включен в состав 3‑й Пластунской бригады полковника (позднее генерал‑майора) Ивана Кононова. Перед отправкой калмыцкие офицеры закончили в военном городке Мюнзинген офицерские курсы. Полк располагался восточнее Загреба и почти полностью был уничтожен югославскими партизанами и НОАЮ. Из его состава, по оценкам Арбакова, уцелело 15–20 человек.

В Польше в бою за железнодорожный мост в районе Спаржиско Каменна корпус потерял 19 человек. После капитуляции Германии, ККК оказался на территории, оккупированной США. Часть его служащих была выдана СМЕРШ, а часть смогла покинуть лагеря для пленных и впоследствии осела в странах Европы и Америки. Среди укрывшихся в США был и начштаба корпуса Д. Арбаков.

Арбаков происходил из зажиточной семьи, его отец был атаманом в войске донских казаков и был убит красными во время гражданской войны. Тем не менее Арбакову не препятствовали в получении высшего образования. Незадолго до войны он, учитель химии и геологии, стал директором школы в селе Садовое, недалеко от Сарпинских озер, преподавал теорию марксизма-ленинизма.

Постепенно были уничтожены отряды, оставшиеся в Калмыкии. Последним был убит Басанг Огдонов. Всего с двумя товарищами он скрывался в степях, однако, 10 октября 1945 года был обнаружен отрядом всадников НКВД. Началась погоня. У каждого из троих был запасной конь, но при попытке перескочить на него на ходу двое спутников Огдонова, в том числе Сага Эренцов, упали на землю и погибли, и только он смог скрыться в степи.

16 октября 1945 года Огдонов в одиночку приехал на кошару совхоза Улан Малч (Арзгирский район Ставропольского края), где потребовал у чабанов лошадь и оружие. В итоге чабаны подстрелили Огдонова. Избегая плена, тот покончил жизнь самоубийством. По мнению калмыцкого историка Владимира Убушаева, ссылавшегося на рассказчика из органов госбезопасности, Огдонов был убит этим самым рассказчиком зимой 1947 года.

Отголоски действий ККК звучали еще долго. Калмыцкий народ смог вернуться в ставшую родной степь юго-восточной Европы только в 1957 году, и до сих пор избегает всяких воспоминаний о ККК.

В 1966–1974 годах прошло семь судебных процессов над бывшими командирами Корпуса, которые к этому времени уже успели отсидеть первый срок. В 1968 году на скамье подсудимых оказались Санчир Коноков, бывший кадровый офицер Красной Армии, Шиндя Мукубенов, бывший народный судья Яшкульского р-на, Бадма Хаджигоров, бывший замминистра здравоохранения республики, Сергей Немгуров, до войны работавший в органах милиции, то есть костяк корпуса составили представители советской бюрократии, быстро перестроившиеся после прихода немецких войск. Как показало следствие, Коноков летом 1942 г. дезертировал из 110‑й ОККД и поступил в Корпус в декабре того же года. Остальные трое попали в плен и оказались в Корпусе, уже имея опыт службы в других частях вермахта: Мукубенов – в отряде Огдонова, Хаджигоров – в Туркестанском легионе, Немгуров – в 1‑й Донском казачьем полку.

Их окружала атмосфера морального осуждения. От Хаджигорова, например, публично отреклась его дочь. Выездная сессия Верховного Суда Калмыцкой АССР состоялась в Кривом Роге, где ККК оставил жуткие воспоминания, садистские подробности которых сегодня нет смысла воспроизводить. Последний процесс состоялся в 1983 г., когда судили корпусника Лукьянова, к тому времени гражданина Бельгии, приехавшего с туристической целью в СССР. Спустя сорок лет на суде в Элисте его опознал свидетель военных преступлений на Украине. Военный трибунал Северо-Кавказского военного округа приговорил 79-летнего подсудимого к смертной казни – расстрелу⁵⁸⁴.

Но не все коллаборационисты были привлечены к ответственности. Э.Б. Гучинова, работающая в Элистинском университете, в конце 90-х годов проводила исследования в калмыцкой диаспоре в США. Она отмечает: «переехав в США и получив гражданский статус, они предпочитали свою военную биографию не вспоминать. “Новые” эмигранты неохотно вспоминали военное время. После подробного описания довоенной жизни респонденты сразу перескакивали к описанию жизни в лагерях для перемещенных лиц. Даже те, кто был готов к разговору о военных событиях 1942–1945 гг., все-таки предпочитали монологу ответы на поставленные мною вопросы, чтобы не наговорить лишнего».

Только сейчас история разделенного войной на две части народа становится предметом объективного исторического исследования. Это исследование должно быть предельно объективным и честным. Люди вправе понимать собственную историю, которая может быть только предметом их гордости – несмотря на непродуманную политику советских органов власти и блага, обещанные властью немецкой, большинство народа осталось верным своему государству и принесло огромные жертвы на благо страны.

Астраханский лагерь № 204