— Ну, ладно, если вы и вправду ничего другого не подразумевали, прошу извинить меня.
С этого дня Блай не расставался с саблей. В судовом журнале он от души благодарит провидение за то, что оно «наделило его достаточной крепостью духа, чтобы пустить ее в ход».
За последние дни англичане не раз видели людей на материке, и, когда 1 июня опять пришлось заночевать на песчаном островке в нескольких милях от берега, Блай строго приказал ограничиться небольшим костром в укрытом месте. Но, обходя вслед за тем остров, он вдруг увидел огромное зарево над лагерем. Он поспешил обратно и с негодованием обнаружил, что Фраер, вопреки его приказу, развел себе отдельный костер и уснул. Что он сказал Фраеру по этому поводу, для потомства не сохранено, но можно не сомневаться, что Блай дал волю давно копившемуся гневу. Тем временем несколько человек ходили ловить птиц. Они вернулись уже ночью и принесли двенадцать крачек — маловато, если учесть, что на острове гнездились полчища птиц. Нелсон заявил, что во всем виноват Лемб, он без нужды спугнул спящих крачек. Тут терпение Блая лопнуло, и, позабыв собственное достоинство и морской устав, он набросился на Лемба и избил его. Между прочим, Лемб заслужил взбучку: после плавания выяснилось, что он в тот вечер съел девять птиц, вместо того чтобы принести их товарищам.
На рассвете баркас пошел дальше. Блай задумал но примеру капитана Кука свернуть от северной оконечности полуострова Кейп-Йорк на запад и войти в Торресов пролив южнее островка, которому роялист Кук дал имя Принца Уэльского. Но Блай принял остров за часть материка и прошел дальше на север; при этом он, сам того не ведая, открыл новый отличный путь через извилистый Торресов пролив. 4 июня баркас выбрался на просторы Арафурского моря.
Заходя на острова, прикрытые Большим Барьерным рифом, люди Блая отчасти восстановили свои силы, но запасы провианта пополнились всего несколькими десятками сушеных устриц, а предстояло плыть еще не меньше полутора недель. К счастью, баркас по-прежнему навещали любопытные и ленивые морские птицы. 5 июня моряки поймали крачку; самые слабые выпили кровь, остальное разделили поровну. На следующий день Блай предусмотрительно увеличил рацион галет с двух до трех порций. Несмотря на это, все жаловались на слабость, бессонницу, отечность ног. Особенно плохо чувствовали себя лекарь Ледуорд и парусный мастер Лебог. А тут еще почти непрерывно лил дождь, и только одно утешало: сильный, устойчивый ветер позволял проходить около ста морских миль в сутки.
Одиннадцатого июня убили еще одну крачку. Блай решил сберечь ее на следующий день. Это возмутило Фраера, но утром двенадцатого внимание его и остальных было отвлечено другим событием: они увидели гористый берег. Тимор, ну конечно! Но остров протянулся почти на триста морских миль, и Блай мог сказать лишь, что они где-то у южного берега. Смутно припоминая, что голландский военный пост Купанг расположен на юго-западе острова, он повел баркас мимо пальм в том направлении.
Вот уже и ночь наступила, а на берегу виднелись только малайские деревушки. Боясь в темноте пропустить Купанг, Блай велел лечь в дрейф. Но и к середине следующего дня англичане еще не добрались до столицы колонии. На всякий случай Блай приказал бросить якорь, чтобы определить место. Лодка качалась на волнах всего в нескольких кабельтовых от берега, и люди, естественно, испытывали танталовы муки при виде фруктов и кокосовых орехов. Ничего, теперь уже недолго до Купанга… Только двоим — Фраеру и Перселлу — не терпелось сойти на берег. В конце концов разъяренный Блай зашел в ближайшую бухту и велел обоим смутьянам выходить из лодки. Остальным он запретил покидать баркас. Как обычно, когда вопрос ставился ребром, Фраер и Перселл забили отбой, и баркас отправился дальше, как только Блай взял высоту солнца. Без хронометра он мог определить лишь долготу, но этого было достаточно, чтобы убедиться, что Купанг совсем близко. Через несколько часов люди Блая и в самом деле достигли юго-западной оконечности острова и нашли в деревушке малайца, который согласился быть лоцманом на последнем участке пути. Оставалось всего несколько морских миль, но одолеть их стоило огромных трудов, так как остров прикрыл баркас от ветра и англичанам пришлось грести, напрягая последние силы.
В два часа ночи они услышали пушечные выстрелы, и угасшая было надежда возродилась. И уже перед самым рассветом 14 июня лоцман объявил, что путешествие окончено. По подсчетам Блая, за сорок два дня на перегруженном беспалубном суденышке была пройдена три тысячи семьсот одна морская миля в почти неизведанных водах. И потерян лишь один человек. Так что Блай нисколько не преувеличивал, когда с законной гордостью писал в судовом журнале: «Итак, счастливо завершилось с помощью божественного провидения это плавание, одно из самых удивительных, какие когда-либо совершались, если учесть его протяженность, а также почти полное отсутствие всего необходимого».