На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

— Джон Маннистер, — начал оратор, — открыл этот «Эмс» около пяти лет назад. Для него это открытие было большой радостью, потому что он надеялся обогатить мир красотою и счастьем. Выработка средства обходилась очень дешево, так что даже самая простая работница, которая пожелала бы остаться для своего мужа прекрасной молодой женщиной, какой он полюбил ее, имела бы возможность приобрести эту волшебную банку. Вы станете, пожалуй, утверждать, что в нашем варварском мире борьбы и угнетения такого рода изобретение ни к чему не привело бы? Согласен! Но в новом мире, который мы создадим, братья, где не будет ни эксплуатации, ни духовно и телесно разлагающей капиталистической барщины, в свободном и справедливом мире трудящихся найдется свое место и красоте. Джон Маннистер опередил свое время и создал ценный дар для еще не народившегося мира. Зная однако, что изготовление этого средства крайне вредно для здоровья, он предполагал молчать о нем до тех пор, когда ему удастся найти другой, безвредный способ производства. Около этого времени зять Маннистера Генри Брайт пустился в разные неудачные спекуляции на бирже и в результате, хотя он тщательно умел скрывать это, ему грозило полное разорение. Старый ученый был доверчив как дитя, и Генри Брайт узнал, что ему посчастливилось сделать важное открытие; нос капиталиста почуял деньги. Старик однако отказался открыть подробности своего изобретения. Тогда Генри Брайт заманил его под предллогом небольшого путешествия на свою яхту и увез его на Адский остров. Здесь у старика насильно отобрали все формулы и записи, навербовали по городам рабочих и открыли фабрику. Дьявольская работа началась. Джона Маннистера держали здесь силой, чтобы он не выдал секрета. Шпики стерегли его, чтобы он не мог вступать в общение с рабочими. Он претерпевал истинные мучения; непонятно даже, как он от отчаяния не лишился рассудка. Он видел, как подходили суда со здоровыми людьми, знал ожидавшую из неумолимую участь. Он не был империалистическим генералом, который хладнокровно смотрит на тех людей, что по его приказу на утро будут лежать трупами на поле битвы или отправлены калеками на родину. Это был добрый, справедливый, честный человек.

— Несчастный! — произнес кто-то.

— Да, несчастный!! В конце концов он совершенно потерял голову. Между ним и Лэем дело дошло до такого серьезного столкновения, что бедный старик бросился с ножом в руках на директора фабрики. Лэй телеграфировал Брайту и получил приказ заставить Джона Маннистера работать на фабрике. Это было равносильно смертному приговору.

При помощи револьвера старика отправили на фабрику. Он должен был работать отдельно от других, чтобы не раскрыть им всего, что он знал. Продолжительная духовная пытка истощила его организм, он был стар, у него не было сил сопротивляться. По истечении одного года на нем уже стало сказываться влияние вредоносных паров. В мозгу ученого угасла память, способность связывать мысли. Весь остаток его духовных сил сосредоточился в одном стремлении: бежать, вернуться в мир, поведать о неисчислимых преступлениях, совершающихся здесь.

— Да, да! — воскликнул Ларри Смит: — я помню, как бедный старик, за которым в последнее время уже не следили, подходил ко всем по очереди и умолял: — «Помоги мне уйти, помоги мне уйти!»

В конце концов кому-то удалось стащить одну лодку и обеспечить старика провиантом. В темную ночь Джон Маннистер поплыл наугад, в неведомую даль, скорее всего навстречу смерти. Ведь только счастливый случай мог направить его лодку к какому-нибудь судну. И такой именно случай помог. Что произошло дальше, каким образом старик спасся, я вам сказать не могу. — Так или иначе он попал в Таллахасси, откуда перебрался в Нью-Йорк. Но самое трагическое во всем этом то, что за это время он окончательно потерял память и не мог уже выполнить своего намерения. Поэтому-то вы остались здесь, в руках палачей, отрезанные от остального мира.

— А как ты сюда попал? — спросил кто-то.

— Об этом после расскажут вам Билль и Ларри: сейчас на это нет времени. Одно только я еще должен сказать — тем, что я здесь нахожусь, тем, что мы можем надеяться на спасение, мы обязаны Марипозе.

— Да здравствует Марипоза! — раздалось в толпе. — Да здравствует Марипоза!

— Еще одно друзья! Через две — три недели сюда приедет новый транспорт, его будет сопровождать белая яхта, которая привезет к нам Генри Брайта собственной персоной.

Оратор ничего не мог видеть в темноте, но он словно ощущал, какой дикой злобой исказились лица, какой безумный гнев загорелся в бессчетных парах глаз, как сжались в кулаки руки.

— Товарищи, — голос оратора слегка дрожал, — я надеюсь, я уверен, что это судно привезет нам помощь и спасение. И об этом все подробности расскажут вам Билль и Ларри.

Толпа глухо забушевала, неясные возгласы смешивались с шумом волн. Можно было разобрать только отдельные слова: «Генри Брайт»! Судно! И еще одно слово, которое, сгущаясь во мраке леса, словно облекалось в плоть и кровь и потрясало невидимыми грозными кулаками: «Месть! Месть!»