На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

Утомленный от напряжения оратор, уже собиравшийся спуститься с каменной трибуны, еще раз обратился к толпе:

— Не месть, друзья, а справедливость! Мы учиним суд над убийцами и вынесем приговор. И знайте: это только начало, — его голос звучал грозно, заглушая шум волн, подгоняемых предрассветным ветром. — Не только этот роскошный клочок земли, созданный точно на радость и наслаждение людям, превращен в адский остров благодаря жадности и преступному эгоизму одного человека. Нет, весь мир, со всей его красотой и возможностью всеобщего счастья, благодаря капиталистическому строю и его поборникам и прихвостням, стал адским миром для эксплуатируемых масс. И там их мозг и способность рассуждать разрушались ядовитыми парами, которые зовутся — религией, школой, прессой. Но утренний ветер, дующий с востока, постепенно развеет эти ядовитые пары, омертвевший мозг проснется к новой жизни; безжизненные глаза научатся смотреть, согбенные спины выпрямятся, ослабевшие руки, схватятся за оружие! Было время, когда пролетарии жили словно на уединенных островах, отрезанные друг от друга, беспомощные и обреченные на бессилие. Но ныне судно, с развевающимся на мачте красным знаменем, несет весть от одних к другим, весть о победной борьбе, весть о поражениях, которые нужно загладить. Пролетарский мир — един в своем стремлении, в своей цели; стоит только захотеть, и пролетарии разобьют врагов и, идя сплоченными рядами к намеченной цели, хотя и с несказанными усилиями, но создадут из адского мира свободный, справедливый и прекрасный мир трудящихся!

Оратор соскочил и исчез в толпе.

По темному лесу торопливо замелькали подобные привидениям тени.

Тихо и одиноко было на каменоломне. Все сильнее дул утренний ветер.

В небе погасли звезды. И внезапно, без перехода, ночь уступила место своему врагу — свету. Ярким пламенем горел восток. Запели птицы. Начался день.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Два судна снимаются с якоря

В редакции газеты «Союз адвокатов Миннесоты» в Сан-Пауле поздним вечером шел горячий спор. Томми сидел на письменном столе седовласого редактора, который, улыбаясь, стоял у окна и орал как шальной. Джэк Бенсон нетерпеливо ходил взад и вперед по комнате. Наконец он остановился и строго обратился к Томми:

— Ты не поедешь! Мы можем послать только сто человек боевой гвардии, и приходится считаться с каждым в отдельности. О’Кийф настаивал на том, чтобы прислать только сильных людей.

— Прежде всего, я не слабый, — упорствовал Томми, — и затем я имею право на то, чтобы ехать.

— Право? — с улыбкой спросил седой редактор.

— Да, товарищ. — Томми быстро обернулся к нему; пожалуй на этого человека с добрыми синими глазами легче подействовать просьбой. — Ведь О’Кийф телеграфировал, что Генри Брайт будет сопровождать транспорт на своей яхте и… — он запнулся.

— И? — спросил Джэк Бенсон.

— Генри Брайт убил Гарвэя, — сухо закончил Томми.

Джэк Бенсон покачал головой; его голос прозвучал мягче, когда он сказал:

— Я не могу допустить, Томми, чтобы ты делал глупости! Я отлично понимаю тебя!

— Не забудь, сын мой, что, помимо всего прочего, твои приметы несомненно расклеены и в Таллахассе и в Тампе, — вставил редактор. — Тебя немедленно схватят там!

Томми настаивал на своей просьбе, но Джэк Бенсон остался непреклонен.

— Нет, Томми, право же нельзя! Ты останешься здесь, пока мы приведем в порядок твое дело, а затем ты поедешь с О’Кийфом в Англию, понимаешь?

Томми скорчил сердитую физиономию и ничего не ответил.

— Мы должны были сразу отправить тебя вместе с Этель и Давидом Блэком, — прибавил Джэк Бенсон, нахмурив брови.

— Спасибо, у меня нет ни малейшего желания проводить с ними медовый месяц в роли третьего лица. К тому же мне не нравятся такие женщины, как Этель Брайт, т. е. Блэк. Я люблю только энергичных женщин, как Дэзи Смит, — возразил Томми.

— А сколько наших уже навербовано? — осведомился редактор.

— Пятьдесят шесть, — ответил Джэк Бенсон, заглянув в шифрованное письмо.

— Не навлекут ли они на себя подозрения?

— Не думаю! Безработица все растет, и на Таллахассу и Тампу приходится значительный процент безработных. Ты куда, Томми?

— К Бенито. Я слишком зол на тебя, Джэк, чтобы оставаться в одной комнате с тобой…

Когда Бенсон после полуночи выходил из редакции, он заметил, что в типографии еще горит свет: он заглянул туда и увидел, что Томми и Бенито оживленно беседуют о чем-то.

— Что этот дьяволенок опять затевает? — вздохнул агитатор. Он, однако, не стал им мешать; он сильно устал, к тому же опасался, что бывший воришка снова начнет одолевать его просьбами и доводами. На следующее утро Томми бесследно исчез.

* * *

Безобразный толстопузый бурый пароход стоял в гавани Тампы на якоре. Он с виду похож был на грузовое судно, однако на нем были пассажиры. Люди, с сундучками и узлами на спине, взбирались по сходням, предъявляли хорошо одетому господину документы и поднимались на борт. Хорошо одетый господин самодовольно ухмылялся, — двести штук и все почти, как на подбор, молодые, необычайно здоровые парни.