На берегах Невы

Владимир Александрович Лифшиц На берегах Невы

Я и Костя (Вместо предисловия)

Мы сидим с Костей на борту полузатонувшего суденышка и ловим ершей. Суденышко затонуло шагах в двадцати от берега, и мы добирались до него по горло в студеной, уже осенней воде. Представляете, как не хотелось нам окунаться? На какие только жертвы не пойдет настоящий рыбак, чтобы найти «клёвое» место!..

Мы сидим спиной к берегу. На берегу стоят обгоревшие окраинные дома Петрокрепости — бывшего Шлиссельбурга. А перед нами, на острове, возвышаются старинные красные стены самой Шлиссельбургской крепости. Длинные стебли иван-чая растут в их расщелинах.

И крепость и остров так отчетливо отражаются в Неве, будто опрокинуты в воду, а вода в этот вечерний час приобрела чудесный янтарный оттенок, она почти неподвижна и только у самого берега темнеет и чуть слышно плещется.

Моему приятелю двенадцать лет. Я старше его на два десятилетия. Кто знает арифметику — легко установит мой возраст. А если у вас в классе уже проходят алгебру, вы можете составить и решить уравнение с одним неизвестным.

Несмотря на разницу в возрасте, мы с Костей большие друзья. У нас общая страсть — мы рыболовы. А в этом деле возраст, как известно, не имеет никакого значения. Кроме того, я — рассказчик, а Костя — слушатель. Мы не можем существовать один без другого.

Когда мы впервые познакомились, а это произошло сегодня утром, Костя поделился со мной крючками, а я с ним — воспоминаниями о том, как встретились на этом берегу два фронта — Ленинградский и Волховский. Тут же мы выяснили, что нам обоим предстоит прожить в Петрокрепости ровно неделю. Первого сентября у Кости кончаются каникулы, а у меня — отпуск. Он возвращается в школу, а я — в часть.

— Нет здесь дома, камня или дерева, с которым не было бы связано у меня какого-нибудь воспоминания, — говорю я Косте.

И он ловит меня на слове…

Буксир «Киров»

— Дядя Сережа, а слабо вам рассказать, что это за баркас, на котором мы с вами сидим?

— Я не знаю, что значит «слабо». Когда я был школьником, у нас не проходили этого слова.

— Простите, я просто хотел сказать — не знаете ли вы, что это за баркас?

Я разглядываю затонувшую посудину. Из воды торчит только нос. На нем мы и сидим. Он закопчен, исцарапан осколками, прошит пулеметной очередью. Я перегибаюсь и, склонившись над самой водой, разбираю две, уже размытые буквы: «КИ…» В воде можно прочесть и третью. Это «Р». Остальных уже не разобрать, они глубоко под водой. Однако с меня достаточно и этого.

— Это не баркас, а буксир, — говорю я Косте. — Даже при самом добром к нему отношении, его не назовешь «Пенителем моря». Это скорее был «Коптитель реки». Его собратья до сих пор тянут по Неве плоты и баржи. Скромные, незаметные труженики, — они не имеют права претендовать даже на то, чтобы Троицкий мост, заслышав среди ночи их сиплые гудки, поднялся и встал перед ними по стойке «смирно»…

Впрочем, у нас умеют ценить всякий честный и самоотверженный труд. Недаром нарекли эти буксиры именами лучших людей страны. И они с честью носят славные имена. В этом ты убедишься, когда выслушаешь мой рассказ до конца…

В первую же военную осень немцам удалось овладеть городом Шлиссельбургом. Захватив Шлиссельбург, они как бы повесили на кольцо блокады прочный железный замок. Но кому нужен замок без ключа?..

А ключ оставался в наших руках. Это была крепость. Немцы сидели в Шлиссельбурге, на левом берегу Невы, а в крепости, на острове, засел наш маленький гарнизон, прикрывая собою правый берег.

Что делается в крепости — немцам не было видно из-за высоких крепостных стен. А что делалось у немцев в Шлиссельбурге, отлично видели с этих самых стен наши артиллеристы, пулеметчики и снайперы. А уж если они что-нибудь видели, будь то вражеский дзот, или командный пункт, или взвод солдат, или даже какой-нибудь зазевавшийся фриц-одиночка, — то они не смотрели на это «невооруженным глазом»…

Немцы решили во что бы то ни стало овладеть крепостью. И Для начала отрезать ее от правого берега, оборвать ее связь с Большой землей. А нужно тебе знать, что если для Ленинграда в те времена Большой землей была вся страна, то для гарнизона крепости Большой землей был правый берег Невы. И если бы немцам удалось отрезать крепость от правого берега, они заблокировали бы ее дважды: вместе со всем Ленинградом и, кроме того, еще отдельно.

Они рассудили, что не может гарнизон существовать без связи с берегом. Нужно же получать людям продовольствие, боеприпасы. Нужно переправлять на берег раненых. И в самом деле, все это было необходимо.

Связь между нашим берегом и крепостью поддерживали речные буксиры. Ходили они к острову ночью, потому что днем немцы расстреляли бы их, как на ученье: расстояние между берегами — сам видишь — не такое уж большое.