- Кофе мы с вами выпьем сейчас вместе, мы ведь тоже еще не пили. А Элефанта вам придется искать в другом месте. Элефанты и леонты у нас браков не учиняют. Тэффи морщится.
- Не Элефанта, а Элифаса. Странно, что вы не слыхали о такой знаменитой книге.- И с робкой надеждой в голосе: - А может быть, у вас все-таки "Dogmes et rituels de la haute magie" ["Догматы и обряды высокой магии" (фр.)] найдется?
Георгий Иванов качает головой:
- Не найдется.
- И вообще ничего о магии? Завалящегося?
- Ни-че-го,- отчеканивает Георгий Иванов.- Этого товара в доме не держим.
- Вот, если хотите, по хиромантии или графологии,- предлагаю я.- Или по астрологии. Этого у меня немало. Но по магии...
Тэффи сокрушенно вздыхает:
- Придется из Парижа выписать. Только надо неделю ждать, а мне приспичило. Вчера вечером вспомнила об этой книге и не могла спать, все о ней думала. Еле утра дождалась, чтобы прийти к вам. Я в такую полосу попала. Накатывает на меня. Так торопилась, что даже красоту на фасад не успела навести. Не смотрите на меня, пожалуйста.
Да, она действительно "красоты не навела". А ведь обыкновенно она никому не показывается "в натуральном виде" - ненапудренная, с неподкрашенными губами и неподведенными глазами, или когда у нее "неавантажный вид".
- Хочу нравиться всем, всегда,- откровенно сознается она.
И одета она сейчас не так тщательно, как обыкновенно. Бархатный берет, обычно кокетливо скошенный на левый глаз, строго и прямо надвинут на лоб до самых бровей, скрывая затейливые завитки на висках. От этого черты ее лица как будто заострились и приняли строгое, серьезное выражение. Клетчатый шарф, обычно не без лихости и кокетства закинутый вокруг шеи, распластан на плечах.
Я смотрю на нее, соображая, кого, собственно, она мне напоминает? Где я видела такой бархатный берет, надвинутый на лоб, такой клетчатый шарф и такое умное, строгое, старое лицо? И вспоминаю: на портрете моего прадеда, гейдельбергского профессора начала XIX века, висевшем когда-то в кабинете моего отца. До чего она сейчас похожа на него!
- Надежда Александровна,- начинаю я и на минуту останавливаюсь: а вдруг она обидится? - У вас сейчас такой серьезный, умный, ученый вид! Ну прямо ни дать ни взять - немецкий профессор.
- Разве?
Она подходит к большому зеркалу на стене и внимательно рассматривает себя в нем.
- А ведь правда! Ни дать ни взять старый профессор. И конечно, немецкий, не то Вагнер, не то сам доктор Фауст. А то и сам Кант. Впрочем, я его портрета никогда не видела. Она продолжает себя разглядывать:
- Я сейчас открытие сделала. Никогда не знала, что старуха может походить на старика. Старики, тех часто легко можно принять за старух. Еще позавчера художник М. сидит у меня, весь крутится и вьется, как угорь на сковороде, и все напрашивается на комплименты: "Вы не находите, Надежда Александровна, что у меня сегодня какой-то странный вид?" А я ему чистосердечно брякнула: "Ничего странного. Обыкновенный старик, похожий на старуху". Он, бедный, сразу скис. Огорчила я его. Ушел обиженный. А вот чтобы старуха на старика походила, вижу впервые...
Георгий Иванов прерывает ее:
- Ну какая же вы, Надежда Александровна, старуха? Помилуйте! Вы ведь моложе всех молодых! Сознайтесь, это вы только для красного словца. Она кивает:
- Ну, конечно, для красного словца. Старухой я никогда не буду. Даже в день смерти. А на старого профессора все же похожа сейчас. На доктора Фауста, до пакта с Мефистофелем.
Она снова возвращается к так страстно интересующим ее сношениям с темными силами.
О них у меня смутные познания, не то что у Тэффи.
- Откуда вы все это знаете, Надежда Александровна?
- Я много читала об этом,- говорит она.- Я вообще много, слишком много читаю. Я не пью, не курю. Чтение, "се vice impuni" [этот безнаказанный порок (фр.)], как его определяет Валери Ларбо, единственный мой порок. Чтение мой грех, мой безгрешный грех. Вот у вас столько книг, я вам завидую, что вам удалось перевезти сюда вашу библиотеку. Я на вашем месте читала бы ночами напролет. Жаль только, что о магии...
- Постойте,- перебиваю я ее,-у нас, кажется, все-таки найдется кое-что интересное для вас. Магические рассказы Нодье. Читали? И Шамиссо - "Человек, потерявший свою тень".
- Нет. Не читала. Но, конечно, слыхала давно о них и очень хотела прочесть. Как чудесно, что вы мне их одолжите. Не бойтесь, верну. Чужого мужа могу украсть, сознаюсь. Книгу - никогда.
Я приношу ей обе книги. Она перелистывает их.
- Значит, я ненапрасно притащилась к вам. Это, кажется, действительно страшно интересно, судя по иллюстрациям. А знаете, какая разница между феерией и фантастикой? - спрашивает она.
- По-моему, одно и то же,- неуверенно отвечаю я.
- Ничего подобного,- отрезает Тэффи.- А вы, Георгий Владимирович, конечно, знаете?
Он качает головой: - Нет, не знаю, представьте себе.
Тэффи торжествует и, захлопнув Нодье, поучает нас, как профессор с кафедры: